VIII Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум — 2016
ПОСЛЕДСТВИЯ ИСПЫТАНИЙ НА СЕМИПАЛАТИНСКОМ ЯДЕРНОМ ПОЛИГОНЕ
С 1949 по 1963 годы проводились открытые наземные испытания, суммарная мощность ядерных зарядов которых в 2,5 тысячи раз превышала мощность хиросимской ядерной бомбы. Что касается подземных ядерных испытаний, то более 30 % из них сопровождались истечением радиоактивных газов, которые в сотни и сотни раз увеличивали радиационный фон Семипалатинского региона. Как стало известно из официальных источников после закрытия полигона, подобное стало возможным по причине грубых нарушений технологии забивки скважин, бетонные герметизирующие пробки не отвечали стандарту, а 12 февраля 1987 года эта пробка по ошибке инженеров была установлена не на месте ядерного взрыва, мощность которого составляла 70 килотонн, и на поверхности земли, подвергшейся взрыву, образовались огромные щели, через которые в течение нескольких суток выходили радиоактивные газы, отравляя всё живое радиацией.
Эти и другие факты свидетельствуют о том, что ВПК в целом и работники полигона бесконтрольно, халатно, беспринципно проводили испытания столь страшного оружия, как атомная бомба. Результат подобного отношения налицо. Так, после первого испытания атомного оружия один из её создателей в своих воспоминаниях писал: «Ужасную картину представляли степные орлы и соколы, подвергшиеся световому облучению: с обуглившимся оперением с одного бока и белыми глазами, они сидели на проводах телефонной связи и не пытались двинуться с места, когда мы к ним приближались. В одном месте увидели мёртвого, сильно раздувшегося и опалённого до черноты поросёнка – медики не успели его увезти. В общем, представилась картина, наводящая ужас. Такие вот страшные последствия для человечества сулит величайшее его изобретение» [1, с. 84].
Безусловно, проведение такого количества взрывов, испытаний атомного оружия не могло не сказаться на здоровье людей и на состоянии экологической ситуации в регионе. К сожалению, на протяжении более 40 лет всякая информация о полигоне замалчивалась, радиационную карту испытаний населению не представляли, после каждого испытания их результаты не обнародовались. Медицинское обследование и лечение населения не проводилось, рост заболеваемости, особенно радиационных, онкологических, психических, высокий процент материнской и детской смертности объясняли состоянием обшей экологии, что выглядело весьма неубедительно, поскольку в г. Семипалатинске и в области отсутствовали и отсутствуют биохимические, металлургические, а также прочие заводы и производства тяжёлой промышленности, в основном загрязняющие атмосферу, окружающую среду.
В целом, деятельность полигона в советские времена — в период моноидеологии – носила глубоко засекреченный характер. Результаты проведённых испытаний сохранялись в тайне, если же просачивались какие-то сведения, то они молниеносно пресекались, а с виновниками безжалостно расправлялись. Если в 50–80 годы ВПК даже не утруждал себя предупреждать население области о предстоящих испытаниях на полигоне, то к середине 80-х годов ситуация меняется: через средства массовой информации они стали информировать население о готовящемся очередном испытании в Абайских степях и заверять их о безвредности этих испытаний для здоровья людей и окружающей среды. На самом деле всё обстояло далеко не так безобидно.
Под полигон было изъято, отчуждено миллион гектаров Семипалатинской земли, где располагались колхозы и совхозы, отгонные пастбища. В настоящее время эти земли больны радиацией и их нельзя использовать на протяжении десятков, а возможно и сотен лет в народо-хозяйственных целях. Тем не менее эти земли густо заселены, на них живёт народ, выращивает скотину, сеет пшеницу.
Вот уже более 25 лет полигон молчит, медленно излечивает свои раны многострадальная земля, поскольку в почве, в воде, в продуктах питания и сегодня в больших количествах находят радионуклиды, радиационные отходы. К примеру, по результатам обнародованных в печати материалов научных исследований в 1999 году, стало известно, что в открытых водоёмах, в пищевых продуктах – в молоке, в мясе, в костях животных и т.д. обнаружены свинец-210 (особо опасен для здоровья, поскольку является продуктом распада урана-238), различные радионуклиды, в десятки раз превышающие предельно допустимые нормы (ПДК). Даже при их вываривании часть из них сохраняет свои свойства. Отсюда, состояние здоровья населения региона не улучшается, а напротив, ухудшается. Количество рождённых детей – уродов, с умственными отклонениями увеличивается, что является одним из показателей, отражающим изменения, происходящие на генном уровне. Заболеваемость населения Семипалатинского региона онкологическими, психическими болезнями, лейкопенией, анемией, различными хроническими болезнями намного выше, чем по республике. Наблюдается и высокий процент суицида, особенно среди молодёжи. Учёными-медиками установлено, что население региона, подвергшегося облучению, стареет быстрее, опережая естественные возрастные сдвиги. Полигон вызвал к жизни и такие ранее неизвестные болезни, как лучевые, синдром Кайнара, радиофобию, сейсмофобию и многие другие. Думается, что ещё ни одно поколение семипалатинцев будет страдать от радиации.
Сорок лет активной работы полигона не прошли бесследно и для окружающей среды. Атмосфера, вода, почва заражены радиацией, нарушена на многие сотни и сотни километров, прилегающая к полигону, структура земли, на местах взрывов обнаружены трещины, искусственные радиационные озёра, даже подземные воды содержат в своём составе уран, стронций, цезий и другие радиоактивные продукты. Об этих фактах стало известно через несколько лет после закрытия полигона. Бесспорно, ядерные испытания нанесли существенный вред экологии не только Семипалатинска, но и всей страны [2].
Список литературных источников.
1. Бозтаев Кешрим. Семипалатинский полигон. – Алма-Ата: «Казахстан», 1992. – С. 84 – 191.
2. См.: Целостное ведение мира : Материалы международной научно-практической конференции. – Семипалатинск, 2015. – С. 126.
Источник
Почему пострадавшие от ядерных испытаний не могут получить обещанных льгот?
68 процентов населения, пострадавшего от взрывов на Семипалатинском ядерном полигоне, не получают экологических надбавок. Об этом говорят результаты исследования социологов из Восточно-Казахстанской области. Между тем в правительстве говорят, что выплаты должны быть «на достойном уровне». Проблема — есть, решения — пока нет.
«ЗА КАЖДЫЙ ВЗРЫВ Я ПОЛУЧИЛ ПО 70 ТЕНГЕ»
1968 год. 17-летний юноша Владимир Сулима из Семипалатинска за месяц до своего совершеннолетия устроился на испытательный ядерный полигон, взрывы на котором он видел еще ребенком. В 1969 году на полигоне произошла утечка радиации. Юноше не повезло — он получил серьезную дозу облучения.
Сейчас Владимиру Сулиме 70 лет. Больше десяти лет он страдает от множества заболеваний: у мужчины не только деформированы суставы, но и разрастается киста. Долгое время Владимир пытается добиться от государства признания инвалидности.
— Моих заболеваний, если по-честному, хватит на две или на три инвалидности. Если с точки зрения врача. Это не секрет, потому что в 2006 году у меня уже был инфаркт. Мне сразу врач сказал, что нужно оформить инвалидность, — рассказывает Владимир Сулима. — 19 лет назад я вышел на пенсию — раньше, чем остальные. Это единственное, что я получил в подарок. Пенсия у меня минимальная — 42 тысячи тенге. Разовое пособие я получил тоже в размере 42 тысяч. И вот, знаете, я потом подсчитал: за каждый взрыв я получил по 70 тенге.
Владимир вспоминает, как еще школьником он увидел наземный атомный взрыв. Это был 1955 год: в школе объявили воздушную тревогу, а всех учеников вывели на улицу.
— А мы втроем с друзьями вылезли в окно на чердаке: думали, что самолеты будут летать. Взрыв был на юго-востоке. Свет — как от сварки. И облако — сначала белое, потом темное. Всё небо закрыло. Нас сдуло, повезло, что не полностью в окно вылезли. На всю жизнь этот фрагмент запомнился, — вспоминает Владимир. — О том, что это так опасно, нам никто не рассказывал. Даже взрослые не знали, потому что всё это было засекречено.
Мужчина показывает свою трудовую книжку — он входил в состав экспедиции № 113, которая занималась бурением скважин на территории горного массива Дегелен. В эти скважины закладывались ядерные заряды колоссальной мощности. С недавних пор член экспедиции может рассказывать об этом в подробностях — в 1968 году он давал подписку о неразглашении сроком на 45 лет.
— В урочище Дегелен наикрасивейшие горы. Мне до того жалко это место. Там природа была — просто сказка. Архары, сайгаки — кого там только не было. На площадке бинокль брал и на архаров смотрел. Под одной из вершин было три штольни. С разных сторон. С одной стороны — готовая штольня, ее взрывают. Мы находились от эпицентра взрыва в 300–400 метрах. Вокруг — нарастающий гул, неприятный; собаки все начинают лаять, не знают, куда спрятаться, бегают туда-сюда. Стояли от машин обязательно в метрах 50, потому что машины все сдвигало. Ставили их лобовым стеклом или бампером к горе, чтобы их не перевернуло. И потом всё начинает трястись. Вершина горы приподнимается, опускается, все камни сыпятся. Такой мощный взрыв можно только увидеть, — говорит Владимир Сулима.
Работа на Семипалатинском испытательном ядерном полигоне (СИЯП) шла как положено — сезонно, посменно. До тех пор, пока на площадке, на которую возвращалась экспедиция № 113, не произошла утечка радиации. Это был 1968 год — Владимир не проработал на полигоне и года. Мужчина вспоминает, что всех эвакуировали, а о работниках, оставшихся на опытном поле, — забыли.
— Вечером мы возвращались на площадку воинской части, а она вся пустая. Никого нет. Оказывается, произошла утечка радиации. Потом дозиметристы быстро надели на нас респираторы и вывезли на другую площадку. Там мы пробыли трое суток и вернулись обратно. Это было осенью. Нас в спешном порядке вызвали к начальству. Мне сказали, что работы, которые отведены для нашей экспедиции, прекращаются. Мне предложили уволиться. Мою маму вызвали, сказали ей не волноваться, — говорит Владимир, предполагая, что начальство просто испугалось, что юноша получил сильную дозу радиации, и не захотело проблем.
Авария не прошла для Владимира Сулимы бесследно. Тогда ему не назвали дозу поглощенного облучения, но спустя почти 30 лет — уже в 1997 году — мужчине была выдана справка, в которой говорилось, что он получил дозу ионизирующего облучения свыше одного зиверта. Такая доза радиации в 50 процентах случаев вызывает лучевую болезнь.
Владимир говорит, что людей, которые также входили в состав экспедиции № 113, уже давно нет в живых. По официальным данным, полевая изыскательная экспедиция № 113 была ликвидирована в 1991 году.
ЯДЕРНЫЕ ИСПЫТАНИЯ И ВЛИЯНИЕ НА ЗДОРОВЬЕ
В зону облучения при проведении испытаний на Семипалатинском ядерном полигоне попало три области — Восточно-Казахстанская, частично Павлодарская и Карагандинская. В этих регионах наиболее распространены заболевания, признанные следствием ионизирующего облучения.
Так, по данным министерства здравоохранения Казахстана, больше всего злокачественных новообразований регистрируют в Восточно-Казахстанской и Павлодарской областях. Болезней системы кровообращения больше всего в Карагандинской и Восточно-Казахстанской областях.
Между тем прямой связи между этими показателями и ядерными испытаниями на СИЯП выявлено не было. Однако председатель «Независимого социологического центра города Семей» Алексей Коновалов считает, что влияние радиации на жителей этих регионов всё еще не исследовано полностью.
Коновалов рассказывает о научной конференции, прошедшей в нынешнем году, которая была созвана для обсуждения последствий СИЯП. Коновалов огласил там результаты исследования, в рамках которого была оценена эффективность реабилитационных мероприятий для населения, пострадавшего от полигона. Именно об этом исследовании во время последнего визита в Семей упоминал президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев, когда обещал, что до конца года правительство уточнит масштабы причиненного вреда населению.
— Результаты получились достаточно объемные, мы отправили их в министерство социальной защиты. Была специальная конференция в Астане, приезжали ученые из Японии, Германии, Беларуси. Там обсуждался вопрос дозиметрии, — рассказывает Алексей Коновалов.
«Я постоянно борюсь». Жизнь-преодоление Карипбека Куюкова
В законе от 1992 года «О социальной защите граждан, пострадавших вследствие ядерных испытаний на СИЯП» территория Казахстана была разделена на зоны: чрезвычайного, максимального, повышенного и минимального риска. От того, в какую зону входит тот или иной район, зависела и величина экологических выплат. Как объясняет социолог, в Казахстане исследовать влияние радиации нужно не на зонах воздействия, а на конкретных людей, как это делают в Японии и странах Запада.
— В Беларуси пострадавшими от Чернобыльской АЭС признаны 3,7 миллиона человек (почти 40 процентов населения) — они находятся в государственном регистре. Это первое, второе, третье и даже четвертое поколение, это дети детей тех бабушек и дедушек, которые оказались в зоне воздействия, — говорит социолог. — И это очень правильно. На этой конференции было отмечено, что никто не может гарантировать, что подвергнувшийся ионизации дедушка не мог генетически передать это следующему поколению.
Источник
Как сейчас живется на Семипалатинском полигоне
Август в Советском Союзе был месяцем ядерным. В этом месяце исполняется 69 лет первой советской атомной бомбе и 65 лет первой в мире водородной. В юбилейные дни обозреватель “Ъ” Алексей Алексеев побывал на бывшем Семипалатинском ядерном полигоне, где СССР четыре десятилетия испытывал ядерное оружие.
- 29 августа 1949 года — испытана первая советская атомная бомба РДС-1.
- 12 августа 1953 года — испытана первая в мире водородная бомба РДС-6с.
- 23 августа 1953 года — испытана бомба РДС-4, первое тактическое ядерное оружие, запущенное в серийное производство.
- 5 августа 1963 года — СССР, Великобритания и США подписали Договор о прекращении ядерных испытаний в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Началась эпоха подземных ядерных взрывов.
- 29 августа 1991 года — президент Казахстана Нурсултан Назарбаев подписал указ о закрытии Семипалатинского полигона.
Хорошо ловится рыбка-мутантка
Степь. Плоская, как блин, степь. УАЗ модели «буханка» едет куда-то в бесконечность. Шофер слушает столь любимый представителями его профессии блатной шансон. За окном цветут степные травы. Стайки мелких птичек. Медленно парящие в небе орлы. Ехать нужно 120 километров в одну сторону. И на всем этом пути приметы цивилизации вроде дорожных знаков, других автомобилей и людей встречаются крайне редко.
А если выйти из машины, то к красоте пейзажа добавится забытый столичными жителями чистейший воздух и запах полыни. Но все-таки респиратор лучше не снимать. И не забывать про бахилы.
Значительная удаленность от крупных населенных пунктов, транспортная доступность, совершенно ровный ландшафт. Таковы были главные требования при выборе места для проведения испытаний атомной бомбы в далеком 1949 году. Выбор пал на Восточный Казахстан, Семипалатинскую область. Площадь полигона — 18 400 квадратных километров. Это чуть больше, чем территория Чувашии, Чечни или Калининградской области.
Уазик наматывает бесконечные километры по «значительной удаленности от крупных населенных пунктов». На соседнем с водителем сиденье — сталкер, дозиметрист Бектас. В этих краях счетчик Гейгера полезнее, чем сотовый телефон.
Мы едем на озеро Балапан. Бектас объясняет: «»Балапан» в переводе с казахского «цыпленок»». Предки Бектаса жили на территории ядерного полигона еще в те времена, когда здесь производились наземные взрывы. Они понятия не имели, что такое радиация, атомная бомба, микрорентгены в час. «Приходят военные, говорят: завтра будет сильно трястись земля,— рассказывает Бектас.— В другой раз пришли и сказали, что всем людям надо уехать, а домашних животных можно оставить. Когда дед с бабкой вернулись, то увидели, что все кролики стали лысыми. Кроликов пришлось сжечь. И дед, и бабка прожили мало. А отец родился слепым на один глаз».
За окном — красота. И ни одного знака, указывающего, что мы находимся на территории, на которой произошло 2500 Хиросим. Ни одной «чертовой мельницы», значка радиационной опасности.
Степь потихоньку переходит в предгорье. На зеленой травке пасутся коровки. Почти Швейцария.
Таблички, предупреждающие об опасности, на бывшем Семипалатинском полигоне встречаются довольно редко
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Первые ядерные взрывы в СССР производились на площадке «Опытное поле»
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
В железобетонных строениях, прозванных гусаками, размещалась аппаратура для измерения параметров ядерного взрыва
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Колючая проволока — память о прошлом. Большая часть полигона доступна для посещения теми, у кого есть такое желание
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Радиационный фон на площадке «Опытное поле» неоднороден. Без дозиметра здесь лучше не ходить
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
За 55 лет, прошедших с момента запрета наземных испытаний ядерного оружия, «гусаки» пришли в запустение
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Время и «атомные мародеры» постарались, чтобы на «Опытном поле» мало что напоминало о его жутком прошлом
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Таблички, предупреждающие об опасности, на бывшем Семипалатинском полигоне встречаются довольно редко
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Первые ядерные взрывы в СССР производились на площадке «Опытное поле»
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
В железобетонных строениях, прозванных гусаками, размещалась аппаратура для измерения параметров ядерного взрыва
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Колючая проволока — память о прошлом. Большая часть полигона доступна для посещения теми, у кого есть такое желание
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Радиационный фон на площадке «Опытное поле» неоднороден. Без дозиметра здесь лучше не ходить
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
За 55 лет, прошедших с момента запрета наземных испытаний ядерного оружия, «гусаки» пришли в запустение
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Время и «атомные мародеры» постарались, чтобы на «Опытном поле» мало что напоминало о его жутком прошлом
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
«Буханка» въезжает на очередной пригорок. Под нами — озеро Балапан. Некоторые местные жители называют его Атом-Куль, «атомное озеро». Озеро родилось в 1965 году одним нажатием кнопки.
Из книги академика РАН В. Н. Михайлова «Я — ястреб»: «Американцы раньше нас провели такой ядерный взрыв, ну и, конечно, Союз должен был сделать подобное, как и всегда в таких случаях. Диаметр воронки был около пятисот метров, глубина — сто метров, а высота навала грунта бруствера около сорока метров. Это был первый наш ядерный взрыв в мирных целях для образования емкости запасов пресной воды».
Виктор Михайлов, академик РАН, крупнейший организатор атомной отрасли (с 1988 года заместитель министра среднего машиностроения СССР по ядерно-оружейному комплексу, затем заместитель министра атомной энергетики и промышленности СССР, в 1992—1998 годах — министр РФ по атомной энергии).
Вреднее всего — пыль под ногами и воздух. Но береженого бог бережет, и я натягиваю полный комплект защитного костюма. Костюм сделан, разумеется, в Китае. В нем жарко. Но меня как-то сильнее волнуют не градусы Цельсия, а микрозиверты в час. Счетчик щелкает с большим энтузиазмом, чем в других местах. Фон — 1 микрозиверт в час (мкЗв/час), в самых грязных местах — до 6 мкЗв/час. В старомодных микрорентгенах в час — соответственно 100 и 600. Норма — 0,2 мкЗв/час, безопасный уровень — до 0,5 мкЗв/час.
По берегам идеально круглого озера — автомобили с номерными знаками разных регионов. Купающихся нет. Есть рыбаки. Они приехали с Алтая, Новосибирской области, из других регионов Казахстана. Еще немножко поцитирую академика Михайлова: «На следующий год после взрыва, весною, мы приехали порыбачить в заливных водах, да и посмотреть на наше чудо… Мы расположились у заливного озера, наловили бреднем линей, сварили уху».
В ядерной физике академик разбирается явно лучше, чем в ихтиологии. В озере ловятся не лини, а сазаны. Большие, увесистые. На удочку. Судя по сеткам с уловом, десять килограммов за раз можно вытащить быстро и без труда. Если верить рыбакам, то килограммов 20, а то и больше. Лучшая наживка — кукуруза из банки. По необъяснимой причине рыбаки предпочитают бренд Bonduelle.
Вода в озере Атом-Куль отличается повышенным содержанием трития, цезия-137, америция-241, урана-238.
Сазаны, выловленные в озере Балапан, богаты тритием, цезием, ураном и другими химическими элементами
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
В газетных статьях и мемуарах озеро Балапан часто называют Атом-Куль, атомным озером
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Диаметр «атомного озера» — около 400 метров, глубина — около 100 метров. Самый высокий уровень радиации — именно на этой глубине
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Создание озера Балапан стало не самым удачным примером использования ядерной энергии в мирных целях
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
В бескрайней казахской степи дорога — понятие довольно условное
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Сазаны, выловленные в озере Балапан, богаты тритием, цезием, ураном и другими химическими элементами
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
В газетных статьях и мемуарах озеро Балапан часто называют Атом-Куль, атомным озером
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Диаметр «атомного озера» — около 400 метров, глубина — около 100 метров. Самый высокий уровень радиации — именно на этой глубине
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Создание озера Балапан стало не самым удачным примером использования ядерной энергии в мирных целях
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
В бескрайней казахской степи дорога — понятие довольно условное
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Рыбаков не пугает ни фон на берегу, ни состав воды. Они смело ходят по берегу в сандалиях на босу ногу, обходятся без респираторов, не говоря уже о защитных костюмах. Пьют и едят на берегу «атомного озера». Судя по кострищам, готовят рыбу прямо на месте. И домой возят. Продают ли на рынках? Не знаю. Поговаривают, что да.
На здоровье никто не жалуется. Во вред радиации никто не верит. «Все работает, жена довольна»,— гордо заявляет один из рыбаков.
«Нигде нет знаков, что здесь опасно, ловить запрещено»,— резонно замечает другой.
Знаете, как правильно готовить рыбу из радиоактивного озера? Я расскажу, вдруг когда-нибудь пригодится. Сначала нужно ее отварить. Воду слить. Потом пожарить. Чешую не есть. Радиация накапливается в костях, так что мякоть вполне безопасна.
Церковь Святого Лаврентия
Бывший Семипалатинский полигон находится довольно далеко от бывшего Семипалатинска. Бывшего — потому, что город переименовали. С 2007 года он носит название Семей. Старое название сохранилось на крыше одной из городских гостиниц. Впрочем, местные жители предпочитают говорить «Семск», подобно тому как многие жители Санкт-Петербурга предпочитают слово «Питер».
А столица полигона — другой город. Курчатов. Когда-то город был сильно засекреченным и носил названия Семипалатинск-21, Москва-400, станция Конечная. Обитатели города называли его Берегом, а места испытаний — Площадкой.
В ядерную эпоху в город можно было попасть только по специальному пропуску. КПП, на котором проверялись пропуска, не сохранился. В Курчатове вообще мало что сохранилось от прошлых времен. Гостиница «Маяк». Неудачное название. Напоминает о радиационной катастрофе 1957 года в Челябинской области. Гостиница, многократно описанная в мемуарах участников советского ядерного проекта, практически пустует. Бывший штаб полигона стал акиматом (мэрией).
Самое неожиданное превращение совершил милый двухэтажный особняк, в котором останавливался, приезжая в город, главный куратор проекта создания советской атомной бомбы Лаврентий Павлович Берия. После его безвременной кончины дом занял начальник гарнизона. А в новые времена «дом Берии» был переоборудован в церковь.
Курчатов, он же Семипалатинск-21, он же Москва-400, он же станция Конечная, когда-то был одним из самых закрытых и секретных городов СССР
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
С уходом военных в Курчатов пришла разруха, следы которой кое-где видны до сих пор
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Памятнику атому в бывшей столице Семипалатинского ядерного полигона нашлось мирное применение
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Город Семипалатинск был переименован в Семей, старое название вызывало слишком нехорошие ассоциации
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Курчатов, он же Семипалатинск-21, он же Москва-400, он же станция Конечная, когда-то был одним из самых закрытых и секретных городов СССР
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
С уходом военных в Курчатов пришла разруха, следы которой кое-где видны до сих пор
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Памятнику атому в бывшей столице Семипалатинского ядерного полигона нашлось мирное применение
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Город Семипалатинск был переименован в Семей, старое название вызывало слишком нехорошие ассоциации
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев
Портрет Берии можно увидеть в компании с портретом Сталина на плакате «Создание атомной бомбы» в музее Национального ядерного центра Республики Казахстан. Музей небольшой, ведомственный, вход по заблаговременно оформленным пропускам. В экспозиции — различная техника, копии документов (например, докладная записка Берии и Курчатова товарищу Сталину), таблицы, карта мирных ядерных взрывов и карта заражения различных районов Казахстана. Морально устаревшие защитные костюмы. В заспиртованных сосудах — желудок собаки с массивным кровоизлиянием в стенке, кожа свиньи с ожогами II и III степени, головной мозг собаки с кровоизлиянием в кору. Это к теме влияния радиации на живой организм.
А вот это пульт. Тот самый пульт.
Знаете, как правильно взрывать атомную бомбу? Я расскажу, вдруг когда-нибудь пригодится. Это очень просто. На пульте управления нужно повернуть два ключа на центральной вертикальной панели и установить рукоятками время обратного отсчета.
Диорама в музее изображает «город обреченных», на котором испытывалась сила ядерного взрыва
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
Что-то замигает, запищит — и над аккуратной, с любовью к деталям сделанной диорамой повиснет атомный гриб. Взрывом будут уничтожены все самолеты и танки воображаемого противника, взрывная волна сдует мосты. В пыль превратятся дома. Люди и животные не выживут, а если выживут — жизнь их будет ужасна.
То место, где взрывы происходили не на диораме, а на самом деле, находится примерно в 50 километрах от Курчатова. На «Опытном поле», где были взорваны первая атомная и первая водородная, а также множество других бомб, мало что сохранилось.
Вот эта грязная лужа, где дозиметр щелкает чаще обычного,— воронка от тех самых взрывов?
Вот в этих дурацких бетонных сооружениях, прозванных за свою форму гусаками, стояла измерительная аппаратура?
А вот в самом городе Курчатов радиационный фон не выше, чем в Москве. В городе много пустующих домов, рядом с ядерным центром — заброшенное здание больницы. Курчатов явно знавал лучшие времена. Это подтверждает Валерий Георгиевич Шмурыгин, заместитель главного инженера Института радиационной безопасности и экологии Национального ядерного центра Республики Казахстан, полковник в отставке. Валерий Георгиевич живет в Курчатове с 1972 года.
— Как здесь жилось в 1972 году? — интересуюсь я у него.
— Жилось как? При коммунизме хуже жить будет. Все было. В магазин можно было прийти и все купить. Колбасы сортов 15, сыра сортов 10, вина сухого сортов 15. Я не знаю, чего не было. Птичьего молока? Было «Птичье молоко». Конфеты. И пиво пильзенское было.
— А не боялись, что рядом радиация?
— Во-первых, у нас была прекраснейшая медицина. А радиация? Да нет никакой радиации. Придумали ее. Кто-то придумал, кому это выгодно.
— Вы думаете, что радиации нет?
— Я знаю, что ее нет. В момент работы — да, она есть.
— Кто вел подземные работы, прокладывал штольни для ядерных испытаний?
— Шахтеры вместе с солдатами. У нас были обычные военно-строительные части. Много. Порядка 10 тыс. военнослужащих. У нас все было устроено четко и ясно — три года на Площадке, три года на Берегу. Невозможно на Площадке долго находиться. Хотя бы по вечерам домой появляться надо. В субботу уезжали в три часа дня, в понедельник утром рано приезжали. ЧП не было в войсках. Дисциплина поддерживалась. Солдаты наши питались на убой. Такого не было, чтобы пищу воровали у солдат. Государство в государстве было.
— Отпуска дополнительные давали за вредность?
— Да нету никакой вредности, кто вам сказал? Кто ее выдумал? Обыкновенная работа, обыкновенная армия. Если вы зайдете на любой золоотвал любой ТЭЦ, там будет фон гораздо выше, чем у нас. Да, в то время было тяжело. Нужно было выполнять задание. Но жили хорошо. Квартиры практически у всех были. Молодежь сразу получала общежитие. Женился? В ближайшее время дадут квартиру. Зарплаты были нормальные. Я лейтенантом получал 345 руб. А проходчики в штольнях получали больше тысячи, до полутора. Но они пахали и пахали!
— Когда все начало меняться?
— Когда Союз развалился. Нас, мягко говоря, бросили. Войска вывели, офицеры уехали, перспектив не было. Года два-три в городе были проблемы с теплом и водой. Брошенных квартир и домов было много. Но мы это пережили. Перспективы у города не очень радужные. Национальный ядерный центр не вытянет весь город. Надежда только на государственную помощь. Было много обещаний сделать атомную электростанцию. Атомная электростанция будет — и город снова оживет. Такая идея есть. Тем более что наука в городе сильная, специалисты сильные, эксплуатировать ее есть кому.
«За время функционирования полигона (1949–1989 годы) на его территории было проведено в общей сложности 468 ядерных взрывов, в том числе: 125 атмосферных (26 наземных, 91 воздушный, 8 высотных); 343 испытательных ядерных взрыва под землей (из них 215 в штольнях и 128 в скважинах). По оценкам института высоких энергий Академии наук Казахстана, суммарная мощность ядерных зарядов, испытанных в атмосфере и над землей… в 2,5 тысячи раз превышает мощность бомбы, сброшенной американцами на Хиросиму в 1945 году. За пределы полигона вышли радиоактивные облака 55 воздушных и наземных взрывов и газовая фракция 169 подземных испытаний. Именно эти 224 взрыва обусловили радиационное загрязнение всей восточной части территории Казахстана. Сорокалетние испытания ядерного оружия создали экстремальное морально-стрессовое состояние населения региона и нанесли непоправимый ущерб здоровью людей».
(Из преамбулы закона Республики Казахстан от 18 декабря 1992 года «О социальной защите граждан, пострадавших вследствие ядерных испытаний на Семипалатинском испытательном ядерном полигоне».)
Фото: Heritage Images / DIOMEDIA
Фото: Heritage Images / DIOMEDIA
Фото: В.Павлунина / ТАСС
Фото: В.Павлунина / ТАСС
Фото: Corbis via Getty Images
Ядерные заряды рвались на Семипалатинском полигоне четыре десятилетия. После каждого взрыва образовывалось радиоактивное облако. От мощности взрыва и розы ветров зависело, какая территория подвергнется радиоактивному заражению. Самые большие поля радиоактивных загрязнений возникали при взрывах на земле и в воздухе, с 1949 по 1963 год.
Среди местных жителей бытовало мнение, что военные подгадывали время взрыва так, чтобы радиоактивное облако не пошло на Курчатов. На самом деле требования военных к метеорологам были несколько другими — предсказать такое направление ветра, при котором облако не выйдет за границы СССР.
Метеорологи предсказывали верно. Наибольшему радиоактивному загрязнению подверглись территории Восточно-Казахстанской, Павлодарской и Карагандинской областей Казахстана. 22 облака пришли в Алтайский край. Из регионов России в зоне радиоактивных выпадений оказались также Республика Алтай, Тува, Хакасия, Красноярский край, Новосибирская, Кемеровская, Иркутская, Читинская и Томская области.
И в Казахстане, и в России жертвам ядерных испытаний выплачиваются денежные компенсации, правда небольшие.
Казахское село Кайнар, расположенное рядом с полигоном, дало свое имя «синдрому Кайнара». В этом и соседних селах еще в конце 1950-х годов врачи зафиксировали рост числа онкологических заболеваний, случаев суицида, преждевременное старение.
У местных жителей намного чаще нормы наблюдались кровоизлияния на слизистых верхних дыхательных путей, ротовой полости и половых органов; дистрофические изменения слизистых оболочек; болезненные изменения состава крови; катаракта в молодом возрасте; повышенная ломкость кровеносных сосудов; нарушения овариально-менструального цикла; нарушение функции печени; атрофические риниты и фарингиты; гингивиты, патология желудочно-кишечного тракта, в частности гастриты; изменения кожных покровов открытых частей тела и многое другое (гиперкератоз, гиперпигментация); дистрофия ногтей; астенический и астеновегетативный синдромы; артериальная гипотензия и др.
Официальная советская медицина предпочитала объяснять все это недостатком витамина С, туберкулезом и бруцеллезом. В Алтайском крае причиной роста числа онкологических заболеваний называли алкоголизм.
Уже в постсоветское время многочисленными медицинскими исследованиями были подтверждены и нарушения иммунитета, и рост онкозаболеваемости в два-три раза, и повышение частоты суицидов у населения пострадавших районов.
В 1970-е годы, когда детородного возраста достигли женщины, родившиеся в 1950-е и получившие первые дозы облучения еще в утробе, возросло число случаев врожденных пороков развития плода. Генетические нарушения перешли и в следующее поколение. В 2011 году в Великобритании вышел на экраны документальный фильм британского режиссера Энтони Буттса «После апокалипсиса». По словам Буттса, до сих пор каждый двадцатый ребенок в регионе, пострадавшем от взрывов на Семипалатинском полигоне, рождается неполноценным.
В Семее, на острове Полковничий, к десятилетию прекращения испытаний на Семипалатинском полигоне был установлен монумент «Сильнее смерти». Рядом с ним — зона отдыха и спорта. На фоне памятника делают селфи и групповые фото. С автостоянки доносится запах шашлыка.
Дети катаются на велосипедах и электромобильчиках. У этих детей и подростков нет удостоверений пострадавших от ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне. Эти дети никогда не слышали по радио предупреждение о том, что скоро произойдет очередной взрыв атомной бомбы. Неважно, в какую сторону подует ветер,— ни одно облако не сможет навредить их здоровью. Эти дети будут читать в учебниках о том, что творилось по соседству во второй половине XX века, но для них это будет так же далеко от реальной жизни, как Чингисхан и динозавры. И это хорошо.
Источник