ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Завет внуку
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Как просто и мудро сказал Пушкин о том, что служить Родине, отдавать ей все лучшее, на что человек способен, — высшее его назначение. Эта мысль вылилась в страстный призыв, обращенный поэтом не только к своим современникам, но и к будущим поколениям, к нам, живущим сегодня: «Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы!»
Прекрасные порывы… Они возникают в наши дни под воздействием большой партийной заботы о человеке труда, под влиянием огромного расцвета культуры я дружбы народов первого в мире социалистического государства. Одним из многочисленных источников формирования духовной красоты в людях является и Пушкинский музей-заповедник. Миллионы посетителей побывали здесь. И каждый еще полнее ощутил на берегах тихоструйной Сороти красоту родной земли, прикоснулся к таким эстетическим ценностям, которые трудно чем-либо измерить.
Сегодня в Михайловское снова устремляются людские потоки. Паломники спешат сюда со всех концов страны на очередной Всесоюзный пушкинский праздник поэзии. Это тоже прекрасный порыв, который объединяет представителей самых разных национальностей как пашей страны, так и других государств в своей любви к создателю бессмертных произведений.
В полной мере оправдались слова, сказанные Виссарионом Белинским: «Пушкин гений европейский, слава всемирная!» На торжествах в Михайловском по случаю дня рождения Александра Сергеевича были в разное время почти все крупнейшие писатели современности, знаменитые художники, видные деятели культуры. Как много замечательного, неповторимого, нужного людям произнесли на этих фестивалях муз многолетний глава наших праздников Ираклии Андроников, Павел Антокольский, Максим Рыльский и Ярослав Смеляков, Михаил Дудин и Борис Полевой, Карло Каладзе и Эдуардас Межелайтис, представители прогрессивной зарубежной литературы. Иных из них уже нет среди нас, но остались в памяти и книгах их выступления, стихи.
Всесоюзные праздники поэзии начались в 1967 году. Но торжества, посвященные А. С. Пушкину, проходили и раньше. Так, в 1924 году, когда отмечалось 125-летие со дня рождения великого поэта, в Михайловское прибыла группа писателей и ученых.
Результатом их приезда было создание основ «Общества друзей Пушкинского заповедника», которое затем преобразовалось в «Пушкинское общество». На первом его собрании были утверждены 117 действительных членов. Председателем общества стал тогдашний президент Академии наук СССР А. Карпинский. Его заместителями были избраны писатель В. Вересаев, секретарь Академии наук С. Ольденбург, профессора русской литературы В. Евгеньев-Максимов, Б. Моздалевский. В состав центрального совета вошли писатели А. Н. Толстой, А. Ахматова и многие другие. Они обратились с письмом к Алексею Максимовичу Горькому, в котором просили его выбрать время для поездки в Михайловское, оказать помощь в развитии заповедника. Все это сыграло большую роль в становлении священного уголка России.
Прекрасные порывы души сказались в том, что было решено отмечать в заповедных местах Псковщины памятные пушкинские даты. Так еще в двадцатые годы закладывались основы тех праздников, которые проходят теперь ежегодно. В день первого такого торжества на существовавшую тогда железнодорожную станцию Тригорское прибыл большой пассажирский поезд с делегатами Москвы, Ленинграда и других городов СССР. Поезд пришел в пять часов утра. Встречать его собралось свыше тысячи местных жителей. Тут же, на привокзальной площади, состоялся митинг, который открыл президент Академии наук А. Карпинский. Отсюда, с вокзала, началось шествие в Святогорский монастырь, к могиле Пушкина. Впереди шли дети, учащиеся, за ними гости, руководители местных органов власти, крестьяне.
Шествуя к могиле Пушкина, народ остановился на гранитных ступенях обеих лестниц и по скатам холма. Затем произносились речи, читались стихи. Этот ритуал, исполненный глубокого значения, перешел в наши дни, соблюдается на каждом Всесоюзном поэтическом празднике. И всегда он будет повторяться как выражение бесконечной любви к великому сыну России.
Тот первый праздник продолжался несколько дней. Писатели и ученые ездили по окрестным деревням, проводили беседы, читали лекции о Пушкине и его эпохе. Особенно много выступал академик Б. Семенов-Тяньшанский. В одной из своих речей он сказал, что география пушкинского уголка Псковщины — это предмет длительного и глубокого изучения как источника всего вечного, что дал Пушкин. В газете «Псковский набат» псковский писатель Н. Алексеев сообщал об этом празднике как о волнующем, впечатляющем событии.
Наша общественность, литераторы, ученые принимали самое заботливое участие в судьбе заповедника. Была заложена хорошая традиция, которая продолжается по сей день. Нашему музею оказывают сегодня большую помощь Московский государственный университет имени М. И. Ломоносова, Пушкинский Дом в городе на Неве, Ленинградский политехнический институт, Лесотехническая академия, Институт имени И. Е. Репина Академии художеств, Государственная консерватория имени М. И. Глинки. Большую работу по благоустройству заповедника, возрождению исторических памятников проводят шефы.
Партии и правительство высоко оценили научную и культурную деятельность коллектива музея- заповедника. Он награжден орденом Трудового Красного Знамени. Сотрудники музея проводят большую работу по эстетическому воспитанию, на примере творчества Пушкина раскрывают богатство и красоту русского языка, великое значение отечественной литературы. Одновременно они занимаются научными исследованиями, обогащают своими находками Пушкиниану.
Сегодня музей-заповедник стоит на пороге новых радостных событий. В Пушкинских Горах в недалеком будущем появится научно-культурный центр. В нем будет все необходимое для дальнейшего развития и совершенствования заповедника. Там будут хранилища, мастерские различных видов, лаборатории, новый музей истории Пушкиногорья и постоянная выставка «Пушкин в псковском крае». Экскурсанты и туристы смогут посмотреть в научном центре документальные фильмы, снятые еще к 1911 году, а также в последующие годы, вплоть до наших дней. Концерты, конференции, научные встречи, Пушкинские чтения, художественные выставки — все это будет проводиться в будущих просторных помещениях.
Пушкиногорье по праву считают страной поэзии, а Михайловское — ее столицей.
Есть такие вечные понятия: долг и память. Долг — категория нравственная. Память — категория нравственная и духовная. Они впрямую связаны между собой, и на связи их основано высшее самосознание человека, его гражданская гордость и преданность родной земле. Александр Сергеевич Пушкин так выразил эту мысль:
Два чувства дивно близки нам — В них обретает сердце пищу — Любовь к родному пепелищу,
Источник
Ученые говорят что лен сберегает здоровье человека
УРОКИ ТЁТИ ШУРЫ
Дом Пушкина живет живой жизнью. Он наполнен теплом, приветлив и светел. Комнаты его всегда пронизаны запахами хорошего дерева и свежей земли. Когда в рощах зацветают сосны, душистая пыльца облаком стоит над домом. А когда на куртинах распускаются сирень, жасмин и шиповник, в доме становится особенно ароматно. В каждом уголке его всегда живые цветы. Они не только собраны в большие пышные букеты, как это делалось встарь, но и просто понемногу расставлены на своих, не сразу найденных нами местах.
По вот приходит время, и на усадьбе зацветают липы. Тогда дом пропитывается запахами воска и меда. Липы стоят рядом с домом, и в дуплах их живут дикие пчелы. Живут пчелы и в земле, на дерновом круге перед домом. Пчелиным медом любит баловаться барсуки и еноты, которые забегают на усадьбу из лесу в сентябре, когда ночи становятся длинными и люди дольше спят.
А в осенние дни в дом приносят яблоки здешних садов. Яблоки отборные, всех сортов и мастей: антоновка, титовка, бабушкино, ревельский ранет, белый налив… Яблоневый дух переплетается с запахами цветов и меда. От этого в комнатах становится еще теплее и уютнее.
В доме много хорошего псковского льняного белья скатертей, полотенец, занавесей. У льна спой аромат — прохладный, крепкий. Когда льняные вещи в доме стареют, их заменяют свежими, вновь вытканными сельскими ткачихами на старинных станках.
Вещи из льна обладают удивительным свойством: там, где они, всегда пахнет свежестью. Ученые говорят, что лен сберегает здоровье человека. Тот, кто спит на грубой льняной простыне, носит на теле льняную рубашку, утирается льняным полотенцем, почти никогда не хворает простудой. Редко болел и Пушкин. У него кругом был лен.
Пушкинские крестьяне, как и все псковичи, издревле любили выращивать лен, и он славился но всей России и за ее пределами. Двести лет тому назад в Пскове была английская торговая контора, которая скупала лен и льняные изделия и отправляла их в Англию.
Льняной «станухой» обивали стулья, диваны и кресла, из домашней холстины делали пологи над кроватями. Такой полог был и над кроватью Пушкина. Об этом вспоминал Пущин.
От льна, цветов, яблок в пушкинских комнатах всегда пахнет солнцем, чистотой, хотя в иной день через музей проходят тысячи людей…
Не простое это дело избежать «заложенности» музейных комнат. Очень помогают содержать дом в чистоте и благолепии запахи даров земли. Но есть и другая сторона дела. Человеческая. Не всякому дано стать истинным музейным работником.
Иной все знает, умеет объяснить и разъяснить, что, как и почему, но вещи в его руках не оживают, остаются мертвыми. У другого — жизнь во всем, до чего только не дотронется. Трудно объяснить причину этого удивительного пиления. Но это так.
Много лет работала музейной смотрительницей Михайловского простая крестьянская женщина Александра Федоровна Федорова; она действительно была настоящим музейным работником, хотя не было у нее никакой специальной подготовки. Она и грамоту-то узнала под старость, когда поступила работать в заповедник. Она тогда поняла, что служить в доме Пушкина и быть неграмотной — нельзя, что хранить пушкинский дом — это значит не только сберегать его, ценить, любить, но и понимать его и тех, кто приходит сюда.
В руках Александры Федоровны от природы была «живая вода». Под ее руками все преображалось и оживало. Заботливым дозором ходила она по усадьбе, по комнатам Пушкина, всегда знала, где, что и как. Ее простые речи наполняли наши сердца отрадой. Иной раз с ее добрых уст слетали слова укоризны, когда кто-нибудь из нашей ученой братии забудет накинуть шторку над пушкинской реликвией или кто-то по забывчивости вдруг закурит где не положено. Она на все глаз имела. По утрам, приведя музей в порядок, любила она садиться в извечной позе русской крестьянки у окна самой памятной комнаты — кабинета — и что-нибудь рукодельничала. Наверное, вот так же сиживала у окна и старая няня Пушкина, Арина Родионовна. Бывало, проходишь с гостями по музею и слышишь: «А ведь она у вас совсем как Арина Родионовна!» И действительно, она любила Пушкина и все Пушкинское — его бумаги, книги, вещи — особой, материнской любовью.
В руках Александры Федоровны — «тети Шуры», как звали ее сослуживцы и посетители Михайловского, — всегда было добро. Убирала ли она комнаты Пушкина, стирала ли пыль с мебели, составляла ли букеты, расставляла ли цветы на горки, столы и комоды — всегда у нее получался рай, и все приходившие в музей восклицали: «Ах, как красиво!»
За двадцать лет работы в Михайловском она хорошо узнала, при каком свете лучше смотреть ту или иную картину, как и чем можно чистить красное дерево, бронзу, зеркала. Ей не нужно было указывать, как что поправить, не нора ли заменить васильки на ромашки. Она сама все видела и делала.
Как-то понадобилось нам раздобыть редкую вещь для людской Михайловского — старинный льняной полог «шептун». Сказал я об этом тете Шуре.
— Постой, ужотка сбегаю за Велье, у меня там родителька когда-то жила. Там война прошла мимо и много сохранилось всякой всячины.
Я и глазом не успел моргнуть, как она сбегала за сорок верст и притащила в Михайловское чудеснейшую старинную вещь, каких теперь днем с огнем не сыщешь.
Или вот приехала однажды из Ленинграда собирательница старинных псковских песен и попросила меня свести ее со старожилами пушкинских мест, помнящими старинные народные песни и способными напеть их на магнитофонную ленту.
Вызвал я тетю Шуру, спросил, знает ли она кого из таких певцов, — ответила, что знает. Запрягли лошадей и поехали все трое в деревню Ромашки, где познакомились со стариком и старухой Павловыми. Старик — такой чудесный, чистый, радушный, голубоглазый, борода седая — обрадовался нашему приходу, засуетился, семеня старенькими ножками, полез на полати, достал сундучок, где у него хранилась гармонь в солидной медной оправе с выгравированной надписью: «Зделан сей анструмент в Новоржеве в 1848 году музыкантских искусств мастером Развеевым».
Дед взял гармонь, сел на лавку, перебрал лады и замер. Старухи уселись с ним рядком, взялись за руки, прижались друг к дружке, уставились глазами на деда. Тот махнул им головой, и они запели «Куда ездил-гулял» — редкую старинную псковскую свадебную песню, которую некогда пели жениху на мальчишнике:
«Ой, куда ездил, где гулял.
Добрый молодец.
Куда бог тебя носил?» —
«Ой, да ездил я, душечка,
С города до города.
Ой, да искал я, душечка,
Себе молоду жену,
Себе молоду жену-красавицу.
Найти-то нашел, да нет мне с ней
Ни веселья, ни радости…»
Исполнительницы нам пояснили, что «в этой песне одна поет слова, а другая должна только голосом водить». Потом бабки распелись, и мы записали несколько чудных древних напевов.
Хорошо помнится, как помогала Александра Федоровна собирать предметы старинного народного быта для только что восстановленных пушкинских флигельков Михайловского, в которых некогда располагались контора управителя, кухня, амбары; как зимой, на санях, в тридцатиградусный мороз, мы с ней поехали по ос совету в соседний район искать деревенские ручные вышивки, ткани, костюмы, чашки и плошки, как в дороге чуть не замерзли; как чуть не попали в прорубь, когда переправлялись по реке Синей к деревне Синек, в которой как-то однажды заночевал Пушкин…
Она всегда внимательно слушала наши затверженные рассказы о Пушкине, о его жизни в деревне, про приезды к нему друзей, про его одиночество, слезы, муки, тоску-печаль.
Когда приступал к работе в музее новый экскурсовод или молодой студент-практикант, все они обязательно просили тетю Шуру послушать их экскурсию и сказать слое слово. Старушка внимательно слушала, давала цену работе и почти никогда не ошибалась.
По понедельникам дом Пушкина бывает закрыт для посетителей. Это день генеральной уборки усадьбы. И хотя всюду разосланы объявления и во всех справочниках и путеводителях об этом пропечатано, все равно экскурсанты приходит и стучатся в двери. Если приходили люди добрые, вежливые — старуха согрешит и впустит их в музей, только скажет: «Сейчас все прибрала, вымыла, выскребла, полы навощила. Снимайте сапоги, идите уж быстрехонько». И ее слушались и, сняв обувь, смиренно входили в дом Пушкина.
Она обладала чудесным даром останавливать время. Проводя людей по комнатам, давала пояснения. Это не было экскурсией, какие проводит записные экскурсоводы. Это была великолепная народная сказка. Без всякого вступления начинала она сказывать нараспев:
— Здесь Пушкин мучился за всех ровно два года и месяц. Здесь все его. И хоть самого его сейчас нетути и он незрим, все он видит: кто и зачем сюда пришел, кто подобру-поздорову, поучиться уму-разуму, а кто собой полюбоваться, в зеркало посмотреться да в речке искупаться… Он, Пушкин, все любил, в чем есть жизнь, и обо всем этом писал в своих книгах. Теперь все идут к Пушкину, потому что его творения охраняют людей от дурного, очищают душу. Его дом для теперешних людей стал тем, чем раньше был для тогдашних храм. Ежели тебя, скажем, что волнует и нет у тебя доброго советчика, иди к Пушкину, он укажет на истинного друга, удержит от злого обстояния, даст верный совет — и ты возрадуешься и возвеселишься. Только хорошенько подумай, что тебе нужно, а потом спроси у Пушкина, и получишь все ответы в его книгах…
В комнате няни она обычно читала наизусть письма Арины Родионовны к Пушкину из Михайловского. В устах рассказчицы они звучали особенно задушевно, казалось, она читала не нянино, а свое: «За все ваши милости мы всем сердцем вам благодарны, вы у нас беспрестанно в сердце и на уме».
Как и в Арине Родионовне, в тете Шуре сказывались самые хорошие черты пожилой русской женщины — доброта, сердечность, любовь к ближнему. И по годам, да и по внешности, ежели судить по портрету Арины Родионовны, что в сороковых годах прошлого века вырезал на кости художник И. Серяков, в них было много общего. И у той и у этой — чуть вздернутый нос, плотно сжатые губы, глубокие морщины; и одевалась тетя Шура в душегрейку, носила платок.
По роду-племени Александра Федоровна была плоть от плоти псковской пушкинской земли. Она родилась неподалеку от Михайловского, в деревне Носово, за Соротью. Деды и бабки ее были крепостными Тригорского. Она девчонкой бегала то в Тригорское, то в Михайлове кое на барскую поденную работу — на огородах, ягодниках, в садах. Жизнь ее сложилась невесело. Семья была бедная. Замуж вышла рано. Перед войной муж завербовался на работу под Ленинград. Она переселилась к нему с дочерью в общежитие. А когда пришла война и настало лихо — пришла пешком обратно в родные места. Муж пропал без вести. Край, где деревни Носово, был партизанский, и она помогала народным мстителям, чем могла. И хоть из автомата не стреляла и в разведку не ходила, а партизан кормила чем бог послал. Под конец войны гитлеровцы сожгли дом тети Щуры, а ее согнали с родного пепелища.
После войны у нее наступила новая жизнь. Эту жизнь она начала в заповеднике, с которым сроднилась, проработав в нем почти двадцать лет, пока не пришла старость и не потянуло к дедовским берегам.
После ее ухода Михайловское словно осиротело. Долго не верилось, что нет уже среди нас старой нянюшки. Уж не услышим мы ее ласковых слов: «Вот послушай, сынок, мой совет…», «А тебе я на это вот что скажу, мой добрый жихарь…».
Когда в 1967 году Ленинградская студия кинохроники делала фильм «Первый Всесоюзный пушкинский праздник поэзии в Михайловском», я посоветовал режиссеру съездить в Носово и пригласить на съемки тетю Шуру. Режиссер привез её в Михайловское, и все получилось прекрасно. Хотите увидеть и услышать Александру Федоровну — посмотрите этот фильм. Не пожалеете!
В мире чудес, конечно, много. Особенно много их в музеях, потому что музеи — это хранилища чудес. «Александра Федо¬ровна — хранитель Михайловского — истинное чудо». Это слова не мои, а поэта М. Дудина. Он, как и многие другие писатели и художники, хорошо знал и любил тетю Шуру. И воспел ее в своем стихотворении, которое называется «Свитые руки тети Шуры».
Гляжу на руки тети Шуры,
Как на лицо её труда:
Они, как корни дуба, буры,
Они улыбчивы и хмуры,
В них вся судьба ее натуры
Отобразилась навсегда.
В них опыт жизни год за годом,
Без кода, ясным языком
Глубоко вписан: огородом,
Весенним паром, недородом,
Грибами, ягодами, медом,
Огнем и хлебом с молоком.
Всё знали в жизни эти руки,
Всё перепробовать смогли:
Печаль любви, тоску разлуки,
Тревогу материнской муки
И отчужденье смертной скуки
Сырой кладбищенской земли.
Все в мире прочным остается,
Что руки сделали вокруг.
Что сделать в будущем придется,
И связь времен не оборвется.
Пока живая нить прядется
Святым искусством этих рук.
Источник