Сказка о золотом петушке
Где–то, в тридевятом царстве,
В тридесятом государстве,
Жил-был славный царь Дадон.
С молоду был грозен он.
И с соседями, за дело
Воевал зело умело!
Но, к тому же, царь Дадон
На красавиц был силен.
И соседские девицы,
Даже божии сестрицы,
Даже в ночь под Рождество
Все терпели от него!
Всем соседям то и дело
Ставил он рога умело
Но под старость захотел
Отдохнуть от энтих дел
Чтоб себя от вожделений
Охранять, и нападений,
Должен был он содержать
Многочисленную рать.
Воеводы не дремали,
Но никак не успевали:
Охраняют двери, ГЛЯДЬ!
Ан в окошко лезет…
Тать!
«Спать нисколько не давли
Сколько б их не отгоняли,
В шею вытолкнут за дверь,
А другая – шмыг в постель!»
А порою пёрли в гости
Не бабье – сплошные кости,
Царь Дадошка иногда
Даже плакал от стыда.
«Что за жизнь в такой тревоге?
Вот он с просьбой о помоге
Обратился к мудрецу,
Звездочету и скопцу.»
«-Что мне делать, вот позор.
Прячусь я, как будто вор. »
Мне же надо царством править
А не девок лишь буравить!
Государство защищать
А не только мять кровать!
«И мудрец перед Дадоном
С хитро-дьявольским поклоном
Стал и вынул из мешка
Золотого петушка.»
«Посади ты эту птицу, —
Молвил он царю, — на спицу;
Петушок мой золотой
Будет верный сторож твой:
Коль кругом всё будет мирно,
Так сидеть он будет смирно;
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе беды,
Иль набега силы бранной,»
В виде женщины незваной,
«Вмиг тогда мой петушок
Приподымет гребешок,
Закричит и встрепенется
И в то место обернется»….
«Царь скопца благодарит,
Горы золота сулит.»
«За такое одолженье, —
Говорит он в восхищенье, —
Волю первую твою
Я исполню, как мою».
«Петушок с высокой спицы»
Стал стеречь его светлицу.
Чуть опасность где видна,
Петушку уж не до сна.
Шевельнется, встрепенется,
К той сторонке обернется
И кричит: Едрёна вошь
Ты чего к царю ползёшь?
Девки тут же присмирели,
Не спросясь уже не смели:
Лазить в царскую постель
Это всё же не бордель!
Чино выстроившись в ряд
У дверей его стоят
(Так как нынче на Тверской)
Сторожат его покой!
«Год, другой проходит мирно;
Петушок сидит всё смирно».
Царь воюет, отдыхает,
Горя с девками не знает.
……….
«Вот однажды вдруг Дадон
Страшным шумом пробужден:
«Царь ты наш! отец народа!» —
Вдруг ворвался воевода, —
«Государь! проснись! беда!»
— Что такое, господа? —
Говорит Дадон, зевая:» —
Снова баба? Кто такая?
И ПОДАЛЬШЕ бабу шлёт!
Старший сын мол, самый умный
Пусть ТУДА и отведёт.
Не успели эту бабу,
Внешне схожую с арабом,
Даже толком отослать
Петушок кричит опять.
Та же баба воротилась
И в постель его забилась
С ней никак не совладать
Оказалась сильной тать!
«Сына он теперь меньшого
Шлет на выручку большого»;
Только стал он засыпать
Петушок кричит опять
Царь, ругаясь через мать,
Видит – снова ТА ЖЕ тать!
Третий раз уже на дню!
САМ! Такую отгоню!
Отведу её подальше
Задушу и схороню!
Вот уж день восьмой проходит,
В горы он её приводит
И промЕж высоких гор
Видит шелковый шатёр.»
У шартра почти что в ряд
Сыновья его лежат!
Царь завыл: «Ох дети, дети!
Горе мне! попались в сети
Знать слегка перепились,
Из-за бабы подрались.
Вдруг пола шатра открылась
И «Причина»появилась-
Всех насущных зол одна
И мужицких бед –
ОНА!
На лице играет утро,
А подмышкой «Кама Сутра»
В иностранном ниглиже.
И готовая уже!
Во грудях сажень косая
Царь аж охнул:
— Кто ж такая?
— Царь, неужто не узнал?
Та! Которую ты гнал!
— Неужели же мне снится
Шамаханская царица?
Не сыскать красы такой
Даже за год на Тверской!
Ущипнув её тихонько,
Получив под глаз легонько,
Понял славный царь Дадон,
Это всё-таки не сон!
-Значит явь! Она не тать!
Надо срочно в жёны брать
А она перед Дадоном
Улыбнулась — и с поклоном
Его за руку взяла
И в шатер свой увела.
«Как пред солнцем птица ночи,
Царь умолк, ей глядя в очи,»
И забыл дурашка с ней
«Смерть обоих сыновей.
И потом, неделю ровно,
Покорясь ей безусловно,
Околдован, восхищён,
Пировал у ней Дадон.»
Остальных душила жаба
Вот уж баба, так уж баба!
И совсем не по уму,
Вдруг досталась пердуну!
«Наконец и в путь обратный
Со своею подругой знатной,»
Бишь девицей молодой
Царь отправился домой.
На шикарной колеснице
Обхватив её десницей,
В город вьехал царь Дадон,
А ему навстречу Он!
И таким паскудным тоном
Говорит ему с поклоном:
«- Помнишь? за мою услугу
Обещался мне, как другу,
Волю первую мою
Ты исполнить, как свою.
Подари ж ты мне девицу,
Шамаханскую царицу.»
— Или ты с ума рехнулся?
Или бес в тебя ввернулся,
«Что ты? — старцу молвил он,
Отвечая на поклон.
Я и сам с такою «подагрой»
Управляюсь лишь с виагрой!
Ты ж – СКОПЕЦ! Забылся, хрен?!
Баба-то тебе, зачем?
Видно в попу вас, лопоух,
Клюнул жареный петух?
Вобщем старые сцепились
Принародно стыд и срам,
— Отдавай, едрёноть, бабу,
— Брысь, от седа, не отдам!
Царь дубиной треснул старца
Золотой петух царя,
Клюнул в темя… и погибли!
Из-за бабы все! А зря!
А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывало.
С ней пропал и петушок
Это Жизни был урок.
На поверку оказалось:
Что петух, шатёр, интим
С Шамаханскою царицей
Померещилися им.
Видно царские бояре,
Вместе с папой-Государем
Алкоголем увлеклись
До горячки напились!
Как увидишь ты в девице
Шамаханскую царицу
Сразу вспомни из стишка
Золотого петушка!
За шатром её – палатой,
Часто следует расплата…
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
Источник
А. С. Пушкин. Сказка о Золотом Петушке в обработке
А.С. Пушкин, Е. Гомзяков.
Сказка о золотом петушке
В некотором славном царстве,
В тридесятом государстве,
Жил недобрый царь Дадон,
Свитой разной окружён.
И соседним государствам
Наносил обиды царствам,
Но под старость захотел
Отойти от ратных дел.
На покой решил уйти,
Но соседи встали на пути.
Стали по ночам шалить,
Чтоб владенья разорить.
Напугали вот царя,
Оказалось, что не зря.
Лезут с юга и востока,
Очень их врагов тех много.
Что же делать, как мне быть?
Как орду ту мне отбить?
Царь Дадон в дворце метался,
И от страха испугался.
Обратился к мудрецу,
А на деле подлецу.
Шлет за ним гонца с поклоном.
И стоит мудрец перед Дадоном
Взял и вынул из мешка
Золотого петушка.
«Посади ты эту птицу, —
Из металла сделай спицу;
Петушок мой золотой
Будет верный сторож твой:
Коль кругом все будет мирно,
Так, сидеть, он будет смирно;
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе войны,
Иль набега силы бранной,
Иль другой беды незваной,
В миг тогда мой петушок
Приподнимет гребешок,
Закричит и встрепенется,
И в то место обернется».
Мудреца благодарит,
Горы золота сулит:
«За такое одолженье, —
Говорит он в восхищенье, —
Волю первую твою
Я исполню, как свою».
А теперь уйди и сгинь,
Да в дороге не простынь.
Петушок с высокой спицы
Стал стеречь его границы.
Чуть опасность, где видна,
Верный сторож ото сна,
Шевельнется, встрепенется,
К той сторонке обернется.
И кричит: «Ку-ка- ре — ку!
Царствуй, лежа на боку!»
Тут соседи присмирели,
Воевать уже не смели:
Так в отместку царь Дадон
Дал отпор со всех сторон!
Петушком он восхищён,
Сам пирует за столом.
Год, другой проходит мирно,
Петушок сидит все смирно;
Вот однажды царь Дадон
Страшным шумом пробужден:
«Царь ты наш! Отец народа! —
Возглашает воевода,
— Государь! проснись! беда!»
— «Что такое, господа? —
Говорит Дадон, зевая, —
Что там, аль беда, какая?»
Воевода говорит:
«Петушок опять кричит,
Страх и шум во всей столице».
Царь к окошку, — там, на спице,
Видит, бьётся петушок,
Обратившись на восток.
Медлить нечего: «Скорее!
Люди, по коням! Живее!»
Царь к востоку войско шлет,
Старший сын его ведет.
Петушок угомонился,
Шум утих, и царь забылся.
Вот проходит восемь дней,
А от войска нет вестей:
Было ль, не было ль сраженья —
Нет Дадону донесенья.
Петушок кричит опять.
Кличит царь вторую рать.
Сына он теперь меньшого
Шлет на выручку большого;
Петушок опять утих.
Снова вести нет от них,
Снова восемь дней проходит;
Люди в страхе дни проводят,
Петушок кричит опять,
Царь скликает третью рать
И, ведет ее к востоку,
Сам не зная, быть ли проку.
Войска движутся всю ночь;
Им становится невмочь.
Ни побоища, ни стана,
Ни надгробного кургана
Не встречает царь Дадон.
«Что за чудо?» — мыслит он.
Вслух кричит, так, где же чудо,
Я увижу это юдо?
Вот восьмой уж день проходит,
Войско в горы царь приводит
И, промеж высоких гор
Видит шёлковый шатер.
А вокруг лишь тишина.
Разве здесь была война?
Но откуда столько трупов?
Зрелище для глаз не любо.
Все в безмолвии чудесном
Близь шатра; в ущелье тесном
Рать побитая лежит.
Царь Дадон к шатру спешит.
Что за страшная картина!
Перед ним его два сына.
Шлемов нет на них и лат,
Оба мертвые лежат,
Меч, вонзив они друг в друга.
Бродят кони их средь луга,
По протоптанной траве,
По кровавой мураве.
Царь завыл: «Ох, дети, дети!
Горе мне! попались в сети
Оба сокола мертвы,
Посреди лежат травы.
Все завыли за Дадоном,
Застонала тяжким стоном
Глубь долин, и сердце гор.
И затрясся вдруг шатер
Распахнулся. и девица,
Шамаханская царица,
Вся сияя, как заря,
Тихо встретила царя.
«Ну, иди сюда дружок,
Вижу стресс в глазах и шок.
Я тебя теплом согрею.
Глаз поднять своих не смею».
Грудь царя не кровоточит,
Он притих, глядя ей в очи,
И забыл царь перед ней
Смерть обоих сыновей.
И она перед Дадоном
Улыбнулась — и с поклоном
За руку его взяла
И в шатер свой увела.
Там за стол его сажала,
Всяким яством угощала,
Уложила отдыхать
На парчовую кровать.
И потом, неделю ровно,
Покоряясь, безусловно,
Околдован, восхищен,
Пировал у ней Дадон.
Наконец и в путь обратный,
Со своею силой ратной,
И с девицей молодой
Царь отправился домой.
Перед ним молва бежала.
Быль и небыль разглашала.
Под столицей, близ ворот,
С шумом встретил их народ,
Все бегут за колесницей,
За Дадоном и царицей;
Всех приветствует Дадон.
Вдруг в толпе увидел он:
В соболиной шапке белой,
Весь, как лебедь, поседелый
Старый тот мудрец, скопец.
«А, здорово, мой отец, —
Молвил царь ему, — что скажешь?
Подойди же. Что прикажешь?»
— «Царь! — ответствует мудрец, —
Так, сочтемся, наконец.
Помнишь? за мою услугу
Обещался мне, как другу,
Волю первую мою
Ты исполнить, как свою.
Подари ж ты мне девицу,
Шамаханскую царицу».
Крайне царь был изумлен.
«Что ты? — старцу молвил он, —
Или бес в тебя ввернулся,
Или ты с ума рехнулся.
Что ты в голову забрал?
Я, конечно, обещал,
Но всему, же есть граница.
И зачем тебе девица?
Полно, знаешь ли, кто я?
Попроси ты от меня
Хоть казну, хоть чин боярский,
Хоть коня с конюшни царской,
Хоть полцарства моего».
— Не хочу я ничего!
Подари ты мне девицу,
Шамаханскую царицу», —
Говорит мудрец в ответ.
Плюнул царь: «Так фиг вот: нет!
Ничего ты не получишь.
Сам себя ты, грешник, мучишь;
Убирайся, цел пока;
Оттащите старика!»
Старичок хотел заспорить,
Но с иным накладно вздорить;
Царь схватил его жезлом
По лбу; тот упал ничком,
Да и дух вон. — Вся столица
Содрогнулась, а девица —
Хи-хи-хи да ха-ха-ха!
Не боится, знать, греха.
Царь, хоть был встревожен сильно,
Усмехнулся ей умильно.
Вот — въезжает в город он.
Вдруг раздался легкий звон,
И в глазах у всей столицы
Петушок спорхнул со спицы,
К колеснице полетел
И царю на темя сел,
Встрепенулся, клюнул в темя
И поднялся. в то же время
С колесницы пал Дадон —
Охнул раз, — и умер он.
А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывало.
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
Источник
Александр Пушкин — Сказка о золотом петушке: Стих
Негде, в тридевятом царстве,
В тридесятом государстве,
Жил-был славный царь Дадон.
С молоду был грозен он
И соседям то и дело
Наносил обиды смело;
Но под старость захотел
Отдохнуть от ратных дел
И покой себе устроить.
Тут соседи беспокоить
Стали старого царя,
Страшный вред ему творя.
Чтоб концы своих владений
Охранять от нападений,
Должен был он содержать
Многочисленную рать.
Воеводы не дремали,
Но никак не успевали:
Ждут, бывало, с юга,глядь, —
Ан с востока лезет рать.
Справят здесь, — лихие гости
Идут от моря. Со злости
Инда плакал царь Дадон,
Инда забывал и сон.
Что и жизнь в такой тревоге!
Вот он с просьбой о помоге
Обратился к мудрецу,
Звездочету и скопцу.
Шлет за ним гонца с поклоном.
Вот мудрец перед Дадоном
Стал и вынул из мешка
Золотого петушка.
«Посади ты эту птицу, —
Молвил он царю, — на спицу;
Петушок мой золотой
Будет верный сторож твой:
Коль кругом все будет мирно,
Так сидеть он будет смирно;
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе войны,
Иль набега силы бранной,
Иль другой беды незваной,
Вмиг тогда мой петушок
Приподымет гребешок,
Закричит и встрепенется
И в то место обернется».
Царь скопца благодарит,
Горы золота сулит.
«За такое одолженье, —
Говорит он в восхищенье, —
Волю первую твою
Я исполню, как мою».
Петушок с высокой спицы
Стал стеречь его границы.
Чуть опасность где видна,
Верный сторож как со сна
Шевельнется, встрепенется,
К той сторонке обернется
И кричит: «Кири-ку-ку.
Царствуй, лежа на боку!»
И соседи присмирели,
Воевать уже не смели:
Таковой им царь Дадон
Дал отпор со всех сторон!
Год, другой проходит мирно;
Петушок сидит все смирно.
Вот однажды царь Дадон
Страшным шумом пробужден:
«Царь ты наш! отец народа! —
Возглашает воевода, —
Государь! проснись! беда!»
— Что такое, господа? —
Говорит Дадон, зевая: —
А. Кто там. беда какая? —
Воевода говорит:
«Петушок опять кричит;
Страх и шум во всей столице».
Царь к окошку, — ан на спице,
Видит, бьется петушок,
Обратившись на восток.
Медлить нечего: «Скорее!
Люди, на конь! Эй, живее!»
Царь к востоку войско шлет,
Старший сын его ведет.
Петушок угомонился,
Шум утих, и царь забылся.
Вот проходит восемь дней,
А от войска нет вестей;
Было ль, не было ль сраженья, —
Нет Дадону донесенья.
Петушок кричит опять.
Кличет царь другую рать;
Сына он теперь меньшого
Шлет на выручку большого;
Петушок опять утих.
Снова вести нет от них!
Снова восемь дней проходят;
Люди в страхе дни проводят;
Петушок кричит опять,
Царь скликает третью рать
И ведет ее к востоку, —
Сам не зная, быть ли проку.
Войска идут день и ночь;
Им становится невмочь.
Ни побоища, ни стана,
Ни надгробного кургана
Не встречает царь Дадон.
«Что за чудо?» — мыслит он.
Вот осьмой уж день проходит,
Войско в горы царь приводит
И промеж высоких гор
Видит шелковый шатер.
Все в безмолвии чудесном
Вкруг шатра; в ущелье тесном
Рать побитая лежит.
Царь Дадон к шатру спешит…
Что за страшная картина!
Перед ним его два сына
Без шеломов и без лат
Оба мертвые лежат,
Меч вонзивши друг во друга.
Бродят кони их средь луга,
По притоптанной траве,
По кровавой мураве…
Царь завыл: «Ох дети, дети!
Горе мне! попались в сети
Оба наши сокола!
Горе! смерть моя пришла».
Все завыли за Дадоном,
Застонала тяжким стоном
Глубь долин, и сердце гор
Потряслося. Вдруг шатер
Распахнулся… и девица,
Шамаханская царица,
Вся сияя как заря,
Тихо встретила царя.
Как пред солнцем птица ночи,
Царь умолк, ей глядя в очи,
И забыл он перед ней
Смерть обоих сыновей.
И она перед Дадоном
Улыбнулась — и с поклоном
Его за руку взяла
И в шатер свой увела.
Там за стол его сажала,
Всяким яством угощала;
Уложила отдыхать
На парчовую кровать.
И потом, неделю ровно,
Покорясь ей безусловно,
Околдован, восхищен,
Пировал у ней Дадон
Наконец и в путь обратный
Со своею силой ратной
И с девицей молодой
Царь отправился домой.
Перед ним молва бежала,
Быль и небыль разглашала.
Под столицей, близ ворот,
С шумом встретил их народ, —
Все бегут за колесницей,
За Дадоном и царицей;
Всех приветствует Дадон…
Вдруг в толпе увидел он,
В сарачинской шапке белой,
Весь как лебедь поседелый,
Старый друг его, скопец.
«А, здорово, мой отец, —
Молвил царь ему, — что скажешь?
Подь поближе! Что прикажешь?»
— Царь! — ответствует мудрец, —
Разочтемся наконец.
Помнишь? за мою услугу
Обещался мне, как другу,
Волю первую мою
Ты исполнить, как свою.
Подари ж ты мне девицу,
Шамаханскую царицу. —
Крайне царь был изумлен.
«Что ты? — старцу молвил он, —
Или бес в тебя ввернулся,
Или ты с ума рехнулся?
Что ты в голову забрал?
Я, конечно, обещал,
Но всему же есть граница.
И зачем тебе девица?
Полно, знаешь ли кто я?
Попроси ты от меня
Хоть казну, хоть чин боярской,
Хоть коня с конюшни царской,
Хоть пол-царства моего».
— Не хочу я ничего!
Подари ты мне девицу,
Шамаханскую царицу, —
Говорит мудрец в ответ.
Плюнул царь: «Так лих же: нет!
Ничего ты не получишь.
Сам себя ты, грешник, мучишь;
Убирайся, цел пока;
Оттащите старика!»
Старичок хотел заспорить,
Но с иным накладно вздорить;
Царь хватил его жезлом
По лбу; тот упал ничком,
Да и дух вон. — Вся столица
Содрогнулась, а девица —
Хи-хи-хи! да ха-ха-ха!
Не боится, знать, греха.
Царь, хоть был встревожен сильно,
Усмехнулся ей умильно.
Вот — въезжает в город он…
Вдруг раздался легкой звон,
И в глазах у всей столицы
Петушок спорхнул со спицы,
К колеснице полетел
И царю на темя сел,
Встрепенулся, клюнул в темя
И взвился… и в то же время
С колесницы пал Дадон —
Охнул раз, — и умер он.
А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывало.
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
Анализ «Сказки о золотом петушке» Пушкина
«Сказка о золотом петушке» стала последней по времени написания сказкой Пушкина. Он создал ее в 1834 г. в Болдино. Существовало множество версий об источнике произведения. Наиболее убедительной стала версия А. Ахматовой. Она доказала, что Пушкин использовал произведение В. Ирвинга «Легенда об арабском звездочете», входящее в сборник «Сказки Альгамбры». Основная сюжетная линия очень похожа. Образ шамаханской царицы Пушкин взял из сказки «Княжна Милуша». Имя Дадона упоминается в чрезвычайно популярной в царской России «Сказке о Бове-королевиче».
Несмотря на заимствование основного сюжета и главных образов Пушкин создал совершенно оригинальное произведение, насытив его духом русских народных сказок. В «Легенде…» Ирвинга петушок не золотой, а медный. Он не является самостоятельным персонажем и служит всего лишь символом. Пушкинский петушок живет своей особой жизнью, в конце сказки он становится орудием мести звездочета.
Сказка Пушкина, в отличие от «Легенды…», имеет значительный поучительный характер. Царь гибнет от золотого петушка не просто потому, что незаслуженно обидел и убил звездочета. Его смерть – закономерная расплата судьбы за то, что царь предал забвению своих сыновей, прельстившись шамаханской царицей. Еще одним преступлением стало неисполнение собственного слова, а царское слово считалось святым и непогрешимым.
Произведение содержит нападки на царскую власть. При публикации цензурой была вычеркнута строка «царствуй, лежа на боку» и финальный нравоучительный вывод: «Сказка – ложь, да в ней намек». В черновике Пушкина сопоставления с политической ситуацией были более прозрачными: вместо «в ней намек» — «нам урок», «с иным накладно вздорить» — «с царями плохо вздорить». Поправки были внесены Пушкиным для смягчения острой антицарской направленности «Сказки о золотом петушке».
Среди остальных сказок Пушкина это произведение больше остальных оторвано от первоначального фольклорного источника. Волшебные элементы призваны скрыть действительный смысл, заключающийся в нарушении царского слова. Эта тема не встречается в русских сказках и преданиях. В традиционном противостоянии добра и зла царь либо представляет добро, либо символизирует собой высшую справедливость. В «Сказке о золотом петушке» царь сам преступает высший закон, нарушая данное слово. Его смерть символизирует собой справедливое наказание, которого невозможно избежать ни с помощью власти, ни богатства.
Источник