Психическое здоровье сальвадора дали

Должен ли гений быть ненормальным?

Гений и безумство, как ни печально — две вещи совместные. Подтверждений тому куда больше, чем хотелось бы видеть. Тут и отрезанное ухо Ван Гога, и эксцентричные выходки Сальвадора Дали, и психиатрические диагнозы Велимира Хлебникова и Даниила Хармса, и койки в европейских лечебницах для душевнобольных, на которых закончили свой жизненный путь Шуман и Ницше.

Перечислять этот невеселый список можно было бы довольно долго. Кроме того, у великих безумцев во все времена находилось множество куда менее талантливых подражателей. Не имея возможности уподобиться своим кумирам в творчестве, они стремились походить на них хотя бы в их безумии. И здесь, действительно, имеет смысл говорить о пошлости и лжи, пытающихся подменить Божий дар известным гастрономическим блюдом. Но все же жестко противопоставлять ремесло художника эксцентричному поведению, наверное, не стоит. Уже потому хотя бы, что все без исключения великие безумцы-эксцентрики были одновременно и прекрасными ремесленниками. Да, пьянству, наркомании, беспорядочным связям и прочим атрибутам «экстатического творчества» предавались десятки тысяч художников, писателей и музыкантов. Но история искусства дама строгая, на ее страницах остались лишь те из них, кто в совершенстве владел своим ремеслом. Тот же Сальвадор Дали, например, был, мягко говоря, не совсем обычным человеком. Мог выйти читать лекцию в водолазном скафандре (что едва не стоило ему жизни: шлем скафандра заклинило, художник начал задыхаться и уцелел лишь благодаря помощникам, вовремя разрезавшим скафандр). Мог позировать перед телекамерами в гробу, усыпанном деньгами и кишащим муравьями, с яичной скорлупой на лице. Мог появиться на публике в изобретенном им «пиджаке-афродизиаке», к которому на тоненьких соломинках были подвешены 83 стаканчика с мятным ликером и мертвыми мухами, а вместо манишки художник использовал бюстгальтер. Но при всем при этом он был также и одним из самых высококлассных рисовальщиков своего времени.

В мадридской Академии (1921–1925) он все свободное от занятий время посвящал изучению техники живописи старых мастеров, которой, по его воспоминаниям, там никто не знал и не интересовался. Дали же много лет внимательнейшим образом изучал эту технику как во время учебы, так и самостоятельно в Прадо (а затем и в Париже) на оригиналах классиков живописи.

В итоге этот чудак из Каталонии достиг фантастического уровня мастерства, которое не возьмется оспаривать даже самый суровый критик его творчества. На протяжении нескольких десятилетий Дали работал безостановочно и в чудовищных объемах. И был таким же пахарем-от-живописи, как Бах — от музыки. Обратной стороной его эпатажа было ремесло, которым он владел блестяще. Однако созидательным его творчество назвать вряд ли получится. Сальвадора Дали можно уважать как мастера, но это мастерство изображения распада, им можно восхищаться, но это восхищение от взгляда в бездну. Собственно, Дали и не скрывал, что в основе его творческой философии лежит психическое расстройство. Напротив, художник это открыто манифестировал: «Паранойя, — писал он, — систематизирует реальность и выпрямляет ее, обнаруживая магистральную линию, сотворяя истину в последней инстанции. Мой параноидально-критический метод сводится к непосредственному изложению иррационального знания, рожденного в бредовых ассоциациях, а затем критически осмысленного. Осмысление выполняет роль проявителя, как в фотографии, нисколько не умаляя параноидальной мощи».
Итак, истина в паранойе! Добро пожаловать в удивительный мир Сальвадора Дали, великого ремесленника и труженика, постигшего секреты мастеров Ренессанса!

Да, ремесло, действительно — от Бога. Но, как и всякий другой труд, оно может вести человека по очень разным дорогам, в зависимости от выбранных им ориентиров.

Великий Бах был глубоко верующим человеком, христианином и весь свой титанический труд посвятил Богу.
Великий Дали всю мощь своего мастерства посвятил исследованию темных глубин собственной психики. И тот и другой были ремесленниками, что называется, до мозга костей. Но Бах в творчестве стремился к целостному пониманию человека и его места в мире, сохраняя в своем сердце эталон нашей человечности — евангельский образ Христа. Дали же, напротив, все время пытался разъять душу человека на составляющие, заглянуть в хаос бессознательного и потом отразить увиденное на своих полотнах, полагая, что эти запечатленные им фантомы и есть суть человека. Свои методы каждый из этих двух великих людей сознательно выбрал для себя сам, оба они неукоснительно следовали выбранному всю свою жизнь. И принципиальное различие между ними заключается отнюдь не в противопоставлении ремесла с одной стороны, и творческого экстаза с другой, а как раз в этом их осознанном выборе направленности творческой мысли. А стиль их жизни был всего лишь внешним выражением и следствием этой внутренней позиции. Был ли Дали действительно болен, или же все его выходки являлись умелым эпатажем в рекламных целях, не так уж важно в данном случае. Жизнь у человека одна, и потратить ее без остатка на создание репутации сумасшедшего — слишком большая расточительность даже для великого художника.
Талант — дар Божий. Овладение ремеслом для выявления в себе этого таланта — дело труда, который тоже заповедан человеку Богом. Но вот как потом употребить этот выявленный и отточенный многолетним трудом талант — дело личного выбора каждого художника. И, к сожалению, выбор этот часто бывает не в пользу добра. Святитель Игнатий Брянчанинов в переписке с композитором М. И. Глинкой писал: «…Люди, одаренные по природе талантом, не понимают, для чего им дан дар, и некому объяснить им это. Зло в природе, особенно в человеке, так замаскировано, что болезненное наслаждение им очаровывает юного художника, и он предается лжи, прикрытой личиною истинного, со всею горячностью сердца. Когда уже истощатся силы и души, и тела, тогда приходит разочарование, по большей части ощущаемое бессознательно и неопределенно. Большая часть талантов стремилась изобразить в роскоши страсти человеческие. Изображено певцами, изображено живописцами, изображено музыкою зло во всевозможном разнообразии. Талант человеческий, во всей своей силе и несчастной красоте, развился в изображении зла; в изображении добра он вообще слаб, бледен, натянут».

Постоянство памяти. Сальвадор Дали 1931

Почему так получается — отдельный большой разговор. Иногда творчество подобного рода бывает следствием болезни, иногда — болезнь становится результатом такого творчества. Но очевидно, что воспевание страстей и распада не добавляет художнику душевного здоровья. Фридрих Ницше знал, о чем говорил, когда писал свои знаменитые слова: «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». Философ и поэт, прославившийся своими богоборческими произведениями и проповедью грядущего «сверхчеловека», последние одиннадцать лет жизни провел в психиатрической клинике. В медицинской карте Ницше сохранились записи о том, что больной пил из сапога свою мочу, испускал нечленораздельные крики, принимал больничного сторожа за Бисмарка, пытался забаррикадировать дверь осколками разбитого стакана, спал на полу, а не на кровати, боясь с нее упасть, прыгал по-козлиному, гримасничал и выпячивал левое плечо. Трудно представить себе более трагический финал для великого мыслителя, употребившего свой дар на разрушение.
Из множества биографий великих людей можно вывести критерий для определения того или иного способа реализации ими своего таланта. Он сводится к довольно простому мысленному эксперименту.
Отнимите у гения то дарование, которое возвышает его над толпой, и он всё равно останется человеком умным, дельным, нравственным, здравомыслящим, способным заниматься любой другой деятельностью. Но попробуйте отнять этот же дар у эпатажного скандалиста (пусть даже и великого мастера, владеющего ремеслом) — и вы получите только несчастного чудака, ни к чему не пригодного в жизни. Если бы Иоганн Себастьян Бах не написал ни одной музыкальной строчки, он тем не менее был бы необычайно умным и порядочным человеком, добросовестным тружеником, честным мужем и прекрасным отцом. Но представьте себе того же Сальвадора Дали, вдруг лишившегося таланта живописца. Что останется от гениального безумца за вычетом его гениальности? Ответ, к сожалению, очевиден.

О гениальности Баха, о том, как гениальность соотносится с ремеслом и нравственностью, читайте в материале Дмитрия Володихина РЕМЕСЛО И ГЕНИАЛЬНОСТЬ

Источник

Спасительный мольберт

Дали часто твердил: разница между мной и сумасшедшим в том, что я – не сумасшедший. При этом он всегда играл в безумие и боялся, что на самом деле сойдёт с ума.

На одной из своих картин Дали делает надпись: «иногда ради удовольствия я плюю на портрет собственной матери». Мать умерла, когда ему было чуть больше десяти лет. В тот день от шока он не мог плакать. Слова на картине были данью сюрреализму. Напрасно Дали объяснял отцу смысл своего эпатажа. Отец выгнал его из дома…

Его жизнь началась со смерти его старшего брата. Пройдёт 9 месяцев и 9 дней со дня гибели брата и на свет появится он. Ему дадут то же имя – Сальвадор. Тень умершего брата никогда не оставит Дали. Он – замена и должен во всём походить на того Сальвадора. С самого рождения он потерял своё «Я» и ему осталось лишь одно – искать его. Всю жизнь он балансировал между безумием и практичностью. Он стал художником, превратившим сумасшествие в собственный стиль. Запертый в плену своих комплексов, разорвав оковы, он спешил избавиться от них.

Через четыре года после рождения Сальвадора, родилась его сестра, Анна-Мария. Она и её подруги стали куклами в руках Дали, предметом для его самоутверждения.

Как-то Сальвадор сломал её любимую игрушку и после того, как Анна-Мария громко заплакала, для того, чтобы успокоить сестру, нарисовал её. Так Анна-Мария спровоцировала Дали на первый шаг в живописи.

Когда он заявил профессорам Мадрида о том, что они ничего не смыслят в живописи, его исключили из Академии изящных искусств. Он не расстроился и стал пробовать себя во всех стилях искусства. Дали был классицистом, импрессионистом, кубистом. Поиски себя в живописи давали ему возможность искать самого себя и менять маски. Он был настоящим художником, а мастеру, как известно, тесно в рамках каких-либо направлений. Его интересовало только собственное искусство.

Сальвадор Дали стоит в нашем сознании совершенным особняком. Его мир — не отражение реальности, он полностью придуман. Его обыкновенная, а не выдуманная жизнь до сих пор остаётся тайной за семью печатями…

В его жизни войны были чаще, чем нам кажется. Война с отцом. Война с сюрреалистами. Война с собственной болезнью… Не психический недуг, как можно подумать, сразил Дали.

После смерти в 1982 году главной музы его жизни – любимой женщины, Галы, он не мог писать. У него дрожали руки… Но осенью 1983-го он написал «Ласточкин хвост», свою последнюю картину. За три года до этого, когда Дали будет 76 лет, он услышит от врачей диагноз, которого боялся больше всего — паркинсонизм. Его отец умер от этой болезни и Сальвадор опасался наследственности. Он страшился не самого заболевания, а того, что оно не позволит ему работать.

Главными проявлениями паркинсонизма является дрожание головы или рук (так называемый дрожательный паралич). Есть у болезни и другие симптомы, которые долгое время не относили к проявлению паркинсонизма. Среди ранних признаков паркинсонизма, которые должны направить к доктору: утрата способности чувствовать некоторые запахи, нарушения стула (в виде запора) и/или мочеиспускания; сильная потливость в обычных условиях, а не в жару или при волнении, причём потеет даже лицо; скованность по утрам – когда человек встал, а фактически пошевелить ничем не может и должно пройти время, прежде чем он начнёт нормально двигаться. Все эти признаки связаны с нарушением выработки особого вещества в мозге – дофамина. В итоге сбоя нервные импульсы не доходят до своей цели. Поэтому мозг начинает подавать бессистемные команды.

От ранней диагностики зависят качество и прогноз жизни больного паркинсонизмом. Какой она будет? Нормальной и активной? Или тяжёлой и обездоленной?

В настоящее время при подозрении на паркинсонизм обязательным является проведение МРТ головного мозга. Данное исследование помогает дифференцировать идиопатическую болезнь Паркинсона и вторичный паркинсонизм.

Записаться на МРТ-исследование для исключения болезни Паркинсона можно здесь

Дали понял, что болен, слишком поздно. У него начала дрожать рука. Что интересно – дрожь унималась, как только художник брал в руку кисть. Мольберт стал его спасением.

30 августа 1984 года никто из слуг, находящихся в замке, не ощутил едкий запах дыма, заполнивший спальню. Когда Сальвадор Дали наконец-то проснулся, начала тлеть кровать и расплавилась серебряная рама, висящая на стене. Больной и обессиленный, он стал звать на помощь, но его не слышали. Задыхаясь, он упал с кровати и из последних сил пополз по направлению к двери. На нём загорелась одежда и он потеряет сознание в метре от спасительного выхода.

Больше наших статей без читайте ВКонтакте

Через несколько минут вбежавшие в комнату слуги и медицинские сёстры обнаружили великого маэстро лежащим на полу, сильно обгоревшим, но живым…

На носилках Сальвадора Дали перенесли в машину скорой помощи. Очнувшись уже в больнице, он с надрывом начнёт кричать на свою сиделку: «Преступница! Убийца!».

Когда через три месяца Дали выпишут из клиники — вместо возмутителя общественного порядка мир увидит немощного и подавленного старика, с трясущимися руками и обгоревшими усами. Это был конец великого и ужасного Сальвадора Дали…

Знаменитая далианская трость, ставшая символом безумия, прекратила гневно стучать по каждому поводу…

Сальвадор Дали скончался 23 января 1989 года. Его похоронили так, как он завещал – чтобы по его усыпальнице могли ходить люди. Тело Сальвадора Дали замуровано в пол одной из комнат театра-музея Дали в испанском городе Фигерас.

Источник

ДАЛИ САЛЬВАДОР

(род. в 1904 г. — ум. в 1989 г.)

«Как вы хотели понять мои картины, когда я сам, который их создаю, их тоже не понимаю.»

Сальвадор Дали рождался дважды. Его отцу, государственному нотариусу Фигераса, антимадридскому республиканцу и к тому же атеисту, которого также звали Сальвадор Дали, было двадцать девять лет, когда утром 21 октября 1901 года у него родился первый сын, Сальвадор. Однако через некоторое время (в 1903 г.) младенец умер от менингита. Болезнь развилась в результате удара, нанесенного ему отцом во время одной из частых вспышек гнева.

Второй Сальвадор Дали (при рождении Сальвадор Филипп Яхинто Дали и Доминик) родился через девять месяцев и десять дней после смерти брата — 2 мая 1904 года. Впоследствии он вспоминал, как в детстве боялся заходить в родительскую спальню, где над кроватью висел портрет его умершего брата-двойника.

Мать Дали — типичная представительница своего класса, любящая жена и непоколебимая католичка. Вне всякого сомнения, именно она настояла на том, чтобы семья регулярно посещала церковь, — часто называла своего умершего первенца гением и брала с собой кроху Сальвадора на могилу брата. А малыш, видя на надгробном камне свое имя, испытывал глубокую тревогу и терял душевное равновесие. В итоге у Сальвадора сложилось устойчивое мнение, что родители любили вовсе не его, а старшего брата, о чем он и поведал в 1976 году в своих автобиографических «Невысказанных откровениях».

Ребенок рос в семье, где доминировали женщины: старая бабушка восседала в своем кресле-качалке, мать Дали раздавала приказания, незамужняя тетка Дали, его няня и служанки помогали по хозяйству. И в центре этого мира пребывал Сальвадор — избалованный принц, вокруг которого вращался этот хоровод женщин.

Его так называемые истерики и детские болезни (которые он позже называл ангинами) были главными событиями в пропитанной клаустрофобией жизни семьи. С очень раннего возраста у Сальвадора случались необычные припадки, когда он неожиданно и необъяснимо впадал в состояние гнева, который его вечно взвинченная мать могла успокоить лишь обещаниями, что он может нарядиться в маскарадный костюм короля. Благодарный Дали считал мать совершенством. Что же касается отца, тот стал его лютым врагом и соперником в борьбе за привязанность и чувства матери. Чтобы позлить его, Дали вплоть до восьми лет намеренно мочился в кровать, а также вызывал у себя приступы кашля, имитировавшие удушье, что заставляло отца трястись от страха.

Сальвадор рос странным ребенком. Он всегда отличался необычностью и вычурностью поведения, даже от своей младшей сестры Анны-Марии (к которой, кстати, уже юношей испытывал половое влечение). Как-то, когда он был с отцом в Барселоне, тот попросил сына купить лепешек и дал ему денег. Через некоторое время Дали-младший вернулся с двумя пустыми свертками. На вопрос, где же лепешки, мальчик спокойно ответил, что «избавился от них, потому что ему не нравится желтое» (существует довольно распространенное мнение, даже в кругу психиатров, что больные шизофренией «на дух не переносят» желтый цвет).

В школу мальчик пошел крайне неохотно. Во-первых, он не желал менять привычную для него обстановку тотального обожания со стороны женщин. Во-вторых, Сальвадор в принципе не хотел подчиняться отцовской воле. В начальных классах ребенок ровным счетом ничему не выучился. Тогда-то и начались его «скитания» из одного учебного заведения в другое. Но толку не было никакого, так как Дали повсюду вел себя как отъявленный лоботряс.

Лет с 14-ти, в период полового созревания, юноша отпустил себе волосы, крал косметику матери, густо покрывал лицо рисовой пудрой, подводил карандашом глаза и брови, кусал губы, чтобы они были яркими. Окружающие не понимали его, но он ничуть не расстраивался из-за этого, а, наоборот, кичился своей непохожестью. Свободное время Дали заполнял чтением Ницше, Вольтера, Канта, которые и вдохновили его на стихосложение (позже Дали будет утверждать, что как писатель он лучше, чем как художник, и относиться к своей литературной деятельности не менее серьезно, чем к живописи).

Когда Сальвадору исполнилось семнадцать, от рака умерла его мать. Детство закончилось. Отец отправил его в «Студенческую резиденцию», где когда-то одним из директоров был Франсиско Гойя. Именно там юноша познакомился с Федерико Гарсиа Лоркой, который стал его близким другом. В будущем Дали напишет портреты Лорки, они будут вместе путешествовать и даже поселятся в доме Сальвадора. Именно тогда сестра Дали влюбится в Лорку, но тот откажет ей, предпочтя иметь в любовниках Сальвадора.

Через четыре года после смерти жены отец Дали женился повторно — на бывшей жене своего брата. Дали счел это предательством. Так родилась одна из самых первых его художественных аллегорий, основанная на истории Вильгельма Телля, которого Дали превратил в Эдиповою отца, желающего уничтожить своего сына. Дали возвращался к этой теме на протяжении многих лет.

Если же говорить о таланте Сальвадора Дали как художника, то он проявился очень рано. Еще в четырехлетием возрасте у ребенка сформировалась привычка рисовать на скатерти и на краю детской кроватки. Удивительно то, что малыш, когда начинал рисовать, полностью погружался в это занятие и концентрировался на нем в течение долгого времени, что само по себе необычно для столь юного возраста. В возрасте семи лет мальчик увидел бюст Наполеона и стал буквально одержим этим образом («эту модель я выбрал для себя — короля»).

Как-то в классе, где рисовали с натуры, Дали развлекался, обстреливая модель катышками из глины. Когда мирно сидящий натурщик обнаружил, кто именно валяет дурака, он спустился с возвышения и резко сказал Дали: «Послушай-ка, а ты знаешь, что ты — сукин сын?» На что Дали невозмутимо ответил: «Ну да, это я уже знаю». Натурщик был настолько удивлен, что возвратился на свое прежнее место и снова принял нужную позу.

Однако, несмотря на свой очевидный талант, в 1926 г. Дали был исключен из «Резиденции». Причиной послужили постоянные стычки с преподавателями и его подстрекательство к беспорядкам в среде студентов. Хотя к этому времени на его счету уже была первая персональная выставка (в ноябре 1925 года в Галерее Делмо в Барселоне), которую публика и критика встретили благосклонно.

Тем не менее, учеба в Мадриде позволила ему познакомиться с людьми, которые оказали большое влияние на всю его жизнь. Один из них — Луис Бунюэль, ставший на пол века одним из самых почитаемых в Европе кинорежиссеров-авангардистов. В 1929 г. Бунюэль пригласил художника в Париж для работы над сюрреалистическим фильмом, где собирался использовать образы, «выловленные» из собственного бессознательного. Фильм назывался «Андалузский пес». Сегодня эта картина, снятая для того, чтобы задеть за живое буржуа и высмеять крайности авангарда, считается классикой сюрреализма. Среди самых шокирующих кадров есть знаменитая и часто цитируемая сцена, которую придумал Дали: глаз человека разрезается пополам лезвием бритвы. Разлагающиеся ослы, которые мелькали в других сценах, тоже являлись частью вклада Дали в работу по созданию фильма.

После первой публичной демонстрации фильма в «Театр дез Урсулин» Бунюэль и Дали стали знаменитыми. Два года спустя после «Андалузского пса» вышел «Золотой век», который критики приняли с не меньшим восторгом. Но потом он же и стал яблоком раздора между Бунюэлем и Дали: каждый утверждал, что его вклад в работу над фильмом больше, чем другого. Однако, несмотря на споры, их сотрудничество оставило глубокий след в жизни обоих художников и способствовало тому, что Дали окончательно стал на путь сюрреализма.

Большинство сюрреалистов того времени, таких как Андре Массон, Макс Эрнст и Хоан Миро, исследовали собственное подсознание, освободив разум от рационального контроля и позволив мыслям свободно и бесконтрольно «всплывать на поверхность», словно мыльные пузыри, без какой-либо последовательности. Это процесс получил название «автоматизма» и нашел свое отражение в создании сугубо абстрактных форм, которые представляли собой «слепки» бессознательных образов.

Подход же Дали был иным. Он рисовал образы, привычные для человеческого разума: людей, животных, здания, пейзажи, но часто сливал их, под диктовку собственного сознания, в гротескной манере, так что конечности превращались в рыб, а туловища женщин — в лошадей. В какой-то мере его манера напоминала сюрреалистический автоматизм письма, когда знакомые в ежедневном общении слова выстраиваются в предложения без каких-либо правил и ограничений, чтобы выразить «свободные», не «обработанные» сознанием, идеи. Впоследствии Сальвадор Дали назовет свой уникальный подход «параноидально-критическим методом». Как утверждал художник, он освобождался от подсознательных образов, словно сумасшедший. Возможно, он был не далек от истины, ведь его художественные образы так похожи на зрительные галлюцинации больных шизофренией.

Закончив работу над «Андалузским псом», художник вернулся домой в Кадакес, чтобы поработать над новой выставкой своих картин, которую согласился устроить осенью парижский торговец картинами Камиль Гоэманс. Сюжеты большинства картин были навеяны сложными проблемами сексуальности самого Дали и его противоречивым отношением к родителям.

В «Великом мастурбаторе» изображенная на полотне голова — это вариант скалы на побережье Кадакеса, вырастающей из массивной глыбы. Шея переходит в женскую голову, чьи губы стремятся к неясным гениталиям мужчины. Его окровавленные колени наводят на мысль о совершенном кровопролитии, возможно, кастрации. Эта картина стала вехой в творчестве Дали. В ней чувствуется и его постоянная озабоченность сексом (Сальвадор боялся женщин, но все же испытывал к ним влечение), и страх насилия, и чувство вины. На картине также присутствует нагромождение скал, которые будут сопровождать его на протяжении всего творчества, и такой типичный для Дали образ, как саранча — одно из насекомых, населяющих его кошмары. Чуть ниже женской головы находится цветок белой лилии, чей желтый пестик в форме фаллоса вырастает из мягких бледных лепестков. Для Сальвадора Дали это была глубоко личная картина, навеянная его собственным бессознательным.

Его следующая картина — «Святое сердце» — вызвала нежелательные последствия. В центре картины изображен силуэт Мадонны со Святым Сердцем. Над силуэтом было грубо нацарапано: «Иногда мне нравится плевать на портрет моей матери». То, что, возможно, задумывалось художником как эпатирующая рекламная шутка, показалось его отцу осквернением памяти его первой жены и матери его детей. В результате отец запретил Дали когда-либо переступать порог его дома. Если верить словам художника, он, мучимый угрызениями совести, остриг свои волосы и похоронил их в своем любимом Кадакесе на могиле матери.

Среди многочисленных гостей той выставки был и поэт Поль Элюар, приехавший со своей дочерью Сесиль и женой Талой, которая в свое время была любовницей Макса Эрнста, основателя дадаизма, а затем и сюрреализма. Сама Тала родилась в Казани, на Волге, в 1895 году (она была почти на десять лет старше Дали). Ее настоящее имя — Елена Делювина-Дьяконова. За многие годы Тала нарассказывала о своих предках кучу фантастических историй. Например, она говорила, что ее отцом был богатый киргизский цыган из Сибири, который жил в шатре и мыл золото на реке. На самом же деле она была обычной провинциалкой.

Сальвадор Дали был так поражен красотой Галы, что во время их беседы от смущения сперва разразился истерическим хихиканьем, перешедшим затем в неудержимый хохот. Он не знал, как вести себя с ней, хотя признавал, что она его дико возбуждает. При этом он возненавидел Галу так же, как когда-то возненавидел Лорку. Она «пришла, чтобы посягнуть на мое одиночество и уничтожить его, и я начал осыпать ее несправедливыми и незаслуженными упреками.» — запишет позже Дали в своем дневнике.

В свою очередь, Галу смущал этот напряженный и чудаковатый молодой человек, вечно озабоченный проблемой мастурбации и кастрации. Покинув Поля Элюара, который после выставки один вернулся в Париж, Дали и Гала нашли выход из сложившейся ситуации в сексе. «Первый поцелуй, — писал Дали позже, — когда столкнулись наши зубы и переплелись наши языки, был лишь началом утоления того голода, который заставил нас кусать и грызть друг друга до самой сути нашего бытия». Образы, отражавшие ассоциации между физиологическим и чувственным голодом, часто появлялись в последующих работах Дали: отбивные котлеты на человеческом теле, жареные яйца, каннибализм — все эти образы напоминают о неистовом сексуальном освобождении молодого человека. И как тут снова не удержаться от аналогий с шизофреническим расстройством, при котором порой наблюдается растормаживание инстинктов, а структурно-логические нарушения мышления ранее и отчетливее всего проявляются именно в необычности и даже вычурности ассоциативной деятельности мозга.

Итак, когда эта парочка впервые сбежала вместе, они заперлись в своей комнате в замке Кари-ле-Руэ неподалеку от Марселя и отгородились от всего остального мира. Это бегство продолжалось всю их супружескую жизнь, даже тогда, когда Дали стал скандально знаменитым.

Гала — чьей реакцией на неистовую страстную любовь Дали были, как утверждают, слова: «Мой мальчик, мы никогда не расстанемся», — стала для него не просто любовницей. Когда она в конце концов переехала к Сальвадору в 1930 году, то проявила себя как отличный организатор, деловой менеджер и бухгалтер. Поженились они в 1934 году, а бывший муж Галы, Поль Элюар, был свидетелем на брачной церемонии. Между прочим, Гала, будучи замужем за Сальвадором Дали, вовсе не отказалась от Элюара и писала ему любовно-эротические письма. Делала она это по двум причинам: во-первых, Элюар был богат, а во-вторых, он был главным членом группы сюрреалистов, одним из двух «заместителей» Андре Бретона.

Гала вдохновляла художников, и у сюрреалистов стало поговоркой, что если живописец достиг чего-то, выходящего за рамки ординарного, то «он, должно быть, имел любовную связь с Галой». В повседневной же, совместной жизни с Дали Гала частенько издевалась над возлюбленным, называя его «каталонской деревенщиной» (например, в банке Сальвадор предъявил чек, но отказался отдать его клерку, пока ему не дадут деньги). И тем не менее, они идеально подходили друг другу, потому что, даже будучи вместе, продолжали оставаться одинокими, как и до знакомства. В этот период Сальвадор Дали пишет свои самые известные картины: «Мрачная игра», «Приспосабливаемость желаний», «Метаморфоза нарцисса» и другие.

Женитьба на Гале пробудила в Дали неистощимую фантазию и неисчерпаемую энергию. В его творчестве начался новый период. В это время его собственный сюрреализм полностью возобладал над нормами и установками группы и привел к полному разрыву с Бретоном и другими сюрреалистами. Теперь Дали не принадлежал ни к какому художественному союзу и утверждал: «Сюрреализм — это я». К тому же в своих творческих исканиях Дали начал использовать прием двойственного изображения, при котором предметы могли рассматриваться и как один, и как два объекта.

Теперь у Дали был собственный рецепт творчества, благодаря которому он мог освобождать «вдохновение» из подсознания (художник считал, что бессознательные образы-символы — это некие неизменные первоосновы, матрицы всего сущего, которые остальными людьми воспринимаются как нечто пришедшее извне, а не изнутри, т. е. как вдохновение). Ключевыми ингредиентами были: фрейдистско-сексуальная тема, параноидально-критический метод, при котором он хорошенько взбалтывал мысли, как сумасшедший в бреду, и теории современной физики. Освободив себя от нитей, связывающих его с ограниченным миром, он стал свободным исследователем им же самим созданной вселенной.

Желание Дали быть признанным в обществе, которое, в сущности, было равнодушным к современному искусству, доходило у него до маниакального психоза. Он стремился привлечь к себе внимание любой ценой и любыми способами. Именно с этой целью художник начал создавать сюрреалистические «объекты», ставшие его самыми известными произведениями. Из парикмахерского манекена он сотворил бюст, соединив его с французским батоном и чернильницей. Затем последовал шокирующий и вызывающий, как по цвету, так и по крою, смокинг-афродизиак 2 , увешанный бокалами для вина. Другими его знаменитыми работами стали «Телефон-омар» и «Диван-губы Мэй Уэст» 3 .

Но больше всего внимание публики привлекли не эти странные предметы, а его лекции по сюрреализму в «Лондон Групп Румз». Они были прочитаны в рамках Международной выставки сюрреалистов. Художник появился перед аудиторией в костюме водолаза-глубоководника. Костюм «предназначался» для погружения в подсознание; Дали был встречен шумными аплодисментами. Однако, когда Дали стал задыхаться и отчаянно жестикулировать, аплодисменты сменились страхом и растерянностью на лицах слушателей. Это было не совсем то, что задумал Дали (дело в том, что он ужасно боялся смерти, поэтому даже во время своих путешествий, прогуливаясь по палубе, Сальвадор всегда надевал спасательный жилет), но внимание публики было привлечено.

Хотя в художественных кругах Европы Дали не считали серьезным эстетом из-за его склонности к экзотерическим теориям в искусстве, в США, где приветствовались лишь традиционные установки и где за традиционным европейским искусством охотились миллионеры и короли бизнеса, он был встречен с энтузиазмом. Его картины, хоть и непонятного содержания, были доступны для визуального восприятия, так как на них были изображены понятные предметы. Поэтому эта импульсивная личность, отталкиваемая и раздражающая всех в Европе, была принята в Соединенных Штатах.

Дали и Гала неохотно покинули Европу, но вскоре удобно устроились сперва во Фридриксбурге, штат Вирджиния, а затем в Монтерей, неподалеку от Сан-Франциско, штат Калифорния. Дом в Монтерей стал их прибежищем, хоть они и жили подолгу в Нью-Йорке, купаясь в роскоши. За восемь лет, проведенных супругами в Америке, они нажили огромное состояние. При этом, как утверждают некоторые критики, Дали поплатился своей репутацией художника. Он участвовал в многочисленных коммерческих проектах: в театральных и балетных постановках, в дизайне ювелирных украшений, модных показах, даже издавал газету в целях саморекламы (вышло всего два номера). Он попытался опубликовать свой первый манифест — «Декларация независимости воображения и прав человека на собственное сумасшествие» (похоже, что к тому моменту уже и сам Дали не сомневался в своей ненормальности). Но так как со временем число проектов росло, он выглядел скорее массовиком-затейником, чем серьезным художником, занятым исследованием средств выразительности в искусстве. Хотя его популярность росла, Дали начал терять, по крайней мере в Европе, поддержку художественной критики и историков искусства, от которых зависит репутация любого художника.

После одного из своих визитов в Соединенные Штаты, где его слава достигла небывалых высот, благодаря чему продажа картин шла успешно, Дали вернулся в Европу с очередным «устройством для создания картин». Оно называлось «электрокулярный монокль» и позволяло передавать изображение при помощи телевизионного сигнала на телескопическую трубу и видеть как предмет, так и его окружение. Этот аппарат, объяснял Дали, был ответом на его метод двойственного образа и параноидально-критический метод, так как был призван помочь расширить внутренние зрительные горизонты, в то время как другие художники с этой целью использовали наркотические психостимуляторы.

В 1973 году в Фигерасе был открыт «Музей Дали», перестроенный из старого театра и названный «Дворец Ветров» (по одноименной поэме, понравившейся Дали, в которой рассказывается легенда о несчастной любви восточного ветра). Это бесподобное сюрреалистическое творение и по сей день приводит в восторг посетителей. В музее представлена ретроспектива жизни великого художника. Над сценой воздвигнут гигантский геодезический купол. Зрительный зал расчищен и разделен на сектора, в которых представлены его работы разных жанров, включая большие картины, такие как «Галлюциногенный тореадор». Один из секторов музея великий мистификатор посвятил эротике (как он часто любил подчеркивать, эротика отличается от порнографии тем, что первое приносит всем счастье, а второе — только неудачи). Также Дали самостоятельно расписал фойе, изобразив себя и Талу моющими золото в Фигерасе. Сам же музей больше походил на базар из-за того, что в нем было выставлено множество различных работ и прочих безделушек. Там, среди прочего, были результаты экспериментов Дали с голографией, т. к. он надеялся создать глобальные трехмерные образы. Кроме того, Дали выставил на обозрение публики двойные спектроскопические картины с изображением обнаженной Галы.

К этому времени спрос на его работы был сумасшедший. Издатели книг, журналов, управляющие домами мод, режиссеры театров рвали его на части. Он уже создал иллюстрации ко многим шедеврам мировой литературы: Библия, «Божественная комедия» Данте,

«Потерянный рай» Милтона, «Бог и монотеизм» Фрейда, «Искусство любви» Овидия.

Несмотря на столь оглушающую популярность, в личной жизни художника произошли неприятные перемены. Ближе к старости Гала уже полностью игнорировала Сальвадора. Только его умение делать деньги удерживало ее рядом. Словно и не было пятидесяти лет, прожитых вместе. Их отчуждение началось еще в 60-е годы. По ее просьбе Дали вынужден был купить ей замок, где она проводила время в обществе молодых людей. Остаток их совместной жизни представлял собой тлеющие головешки, бывшие некогда ярким костром страсти.

Гала умерла в возрасте 84 лет. Когда Дали сообщили печальную новость, внешне он никак не отреагировал, только сказал, что его жена не умерла и что она вообще никогда не умрет. И действительно, он никогда не подходил к могиле жены.

20 июля 1982 года, всего через месяц с небольшим после смерти Галы, Сальвадор Дали был удостоен чести получить из рук короля Хуана Карлоса Большой крест Карла Третьего.

Художника теперь следовало именовать, по его собственной просьбе, маркизом де Дали де Пубол. Этот титул облагородил не только его самого, но и отцовскую фамилию. Через одиннадцать дней после того, как королевский декрет был обнародован, королевство Испания за сто миллионов песет купило у Дали «Частицы пепла» и «Арлекина с маленькой бутылкой рома».

А 30 августа 1984 года Дали чуть было не лишился жизни. Он уже несколько дней был прикован к постели, когда каким-то образом загорелась кровать. Возможно, причиной тому было короткое замыкание. Запылала вся комната, но Сальвадору удалось доползти до дверей. Роберт Дэшарне, управляющий на протяжении многих лет делами Дали, спас его от смерти, вытащив из горящей комнаты. Дали получил тяжелые ожоги (до 18 % всего тела), и с тех пор о нем было не слышно. Вскоре поползли слухи о том, что Дали то ли полностью парализован, то ли болен болезнью Паркинсона, то ли окончательно сошел с ума и его насильно держат взаперти. Но в феврале 1985 года его самочувствие несколько улучшилось, и он даже дал интервью популярнейшей испанской газете «Пайс», ставшее последним в его жизни. В ноябре 1988 года Сальвадора Дали положили в барселонскую клинику с подозрительным для знающих его близко диагнозом «сердечная недостаточность».

Дали скончался 23 ноября 1989 года. Его похоронили там же, где он жил, — в центре сцены небольшого провинциального оперного театра. С местом упокоения художника связана последняя насмешка, которую художник полностью оценил бы: его могила находится над женским туалетом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Психическое здоровье сальвадора дали

Должен ли гений быть ненормальным?

Спасительный мольберт

ДАЛИ САЛЬВАДОР

Читайте также

Сальвадор Дали

Сальвадор Дали

Сальвадор Дали

Сальвадор Дали

Сальвадор Дали

Сальвадор Дали

ДАЛИ САЛЬВАДОР

Дали Сальвадор

Сюрреализм и Сальвадор Дали

ДАЛИ САЛЬВАДОР

САЛЬВАДОР ДАЛИ И ГАЛА

Глава 5 Сальвадор Дали

Сальвадор Дали и Гала

Сальвадор Дали