Причинение тяжкого вреда здоровью повлекшее смерть субъективная сторона
Субъективную сторону убийства составляют признаки, характеризующие психическое отношение виновного к своим действиям и наступившей смерти потерпевшего. Убийство относится к числу особо тяжких преступлений, которые могут быть совершены только умышленно как с прямым, так и с косвенным умыслом при условии, если лицо осознавало, что его действие (или бездействие) может привести к смерти потерпевшего, желало или сознательно допускало ее наступление либо безразлично относилось к наступлению такого последствия. При решении вопроса о содержании умысла виновного необходимо исходить из совокупности всех обстоятельств совершенного преступления, в частности учитывать предшествующее поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения, причины прекращения преступных действий виновного, способы и орудия преступления, а также характер ранений, например, в жизненно важные органы тела и т. д.
Разграничение прямого и косвенного умысла при убийстве имеет значение для индивидуализации ответственности и отграничения этого преступления от других преступлений. Это относится, например, к квалификации покушения на убийство. Наличие косвенного умысла исключает возможность квалификации содеянного как покушения на рассматриваемое преступление, содеянное виновным преступление, в этом случае получает юридическую оценку по фактически наступившим последствиям. Пленум Верховного Суда Российской Федерации в п. 3 Постановления Пленума ВС Российской Федерации от 27 января 1999 года «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 Уголовного кодекса Российской Федерации) разъяснил, что покушение на убийство возможно лишь с прямым умыслом.
В число обстоятельств, характеризующих субъективную сторону убийства, могут входить также такие признаки, как мотив, цель и эмоциональное состояние виновного в момент совершения преступления. Это факультативные признаки субъективной стороны убийства. В тех случаях, когда их установление необходимо, они могут иметь решающее значение как для квалификации преступления, так и для назначения наказания виновному.
Мотив действия лица, виновного в убийстве, — это побудительная причина к совершению данного преступления. Поэтому при решении вопроса о квалификации убийства мотив не может не учитываться В ч. 2 ст. 105 Уголовного кодекса прямо называются мотивы корысть, хулиганские побуждения, кровная месть, национальная, расовая, религиозная ненависть или вражда. При иных мотивах убийство может быть квалифицировано по ч. 2 ст. 105 Уголовного кодекса только при наличии других обстоятельств, указанных в этой статье. При отсутствии названных выше мотивов и других обстоятельств, отягчающих убийство, применяется ч. 1 ст. 105 Уголовного кодекса. Для квалификации убийства по ч.1 этой статьи, мотив его совершения, по существу, безразличен. Это вместе с тем не означает, что устанавливать его не следует.
При анализе субъективной стороны убийства в связи с мотивом возникает вопрос о соотношении мотива и формы умысла. Как правило, мотив убийства свидетельствует о прямом умысле. Лицо, руководствуясь, например, корыстными или хулиганскими побуждениями, добивается определенной цели. Однако исключать в этих случаях возможность совершения убийства с косвенным умыслом было бы не правильно [1] .
Мотив характеризует волю субъекта. Любое волевое действие совершается по определенному мотиву.
От мотива убийства необходимо отличать цель как признак субъективной стороны преступления. Целью является то последствие, к наступлению которого стремится виновный, совершая преступление. Мотив и цель обычно разграничиваются в законе и имеют самостоятельное значение для квалификации некоторых видов убийств. Установление цели сокрытия другого преступления влечет признание убийства совершенным при отягчающих обстоятельствах (п. «к» ч.2 ст.105 Уголовного кодекса Российской Федерации). Но мотив и цель при убийстве могут совпадать. Например, лицо, совершая убийство по корыстному мотиву, стремится к достижению корыстной цели.
Субъективная сторона преступления, предусмотренного частями 1-3 ст.111 Уголовного кодекса Российской Федерации также характеризуется прямым или косвенным умыслом.
Для умышленного причинения тяжкого вреда здоровью наиболее типичен неконкретизированный умысел, когда виновный предвидит и желает или сознательно допускает причинение того или иного вреда здоровью другого лица, но не представляет конкретно объем этого вреда и нередко лишен возможности конкретизировать степень тяжести причиняемого вреда здоровью. Квалификация содеянного при неконкретизируемом умысле осуществляется по фактически наступившим последствиям, поскольку умыслом виновного охватывалось причинение любого вреда здоровью. При прямом конкретизированном умысле ответственность должна наступать за тот вред здоровью, который охватывался умыслом виновного. Если при этом реально был причинен менее тяжкий вред или вообще вред здоровью не был причинен, то виновный отвечает за покушение на причинение того вреда здоровью, который он желал причинить. Цели и мотивы умышленного причинения вреда здоровью имеют значение для квалификации содеянного, когда закон связывает с ними повышение уголовной ответственности.
Применительно к рассматриваемому преступлению (ч.4 ст.111 Уголовного кодекса Российской Федерации) предметом сознания как элемента умысла являются те фактические обстоятельства, из которых складывается общественно опасное деяние и его социальные свойства. Сознание виновного охватывает главный социальный признак преступного деяния — его общественную опасность. Общественно опасным будет такое деяние, которое по своим фактическим свойствам способно причинить противоправный тяжкий вред здоровью, повлекший смерть потерпевшего.
Субъект данного преступления может лишь в общих чертах сознавать, что его деяния могут причинить такой вред. Разумеется, осознание лицом объекта преступления не равнозначно его юридической определенности, тем не менее важно, что оно понимает характер совершаемого деяния и хотя бы в общих чертах сознает, что посягает на здоровье и жизнь потерпевшего. Осознанию общественно опасного характера содеянного помогает и понимание социального значения всех фактических свойств совершаемого деяния (места, времени, способа, обстановки совершаемого преступления).
Вторым интеллектуальным признаком прямого умысла является предвидение причинения тяжкого вреда здоровью потерпевшего. Предвидение в этом случае — это мысленное представление о том вреде здоровью, который будет причинен его деянием, и осознание причинно-следственной зависимости между деянием и наступившими последствиями в виде тяжкого вреда здоровью. При совершении данного преступления с прямым умыслом виновный предвидит реальную, конкретную, а не абстрактную возможность причинения такого вреда. Так, если лицо советует другому лицу идти не через перевал, а опасной горной тропой, с надеждой, что этот человек упадет и покалечится, то в этом случае данные действия нельзя признать совершенными с прямым умыслом. Законодатель такое предвидение связывает с возможностью или неизбежностью наступления общественно опасных последствий.
Волевой элемент прямого умысла данного состава преступления — желание наступления вредных последствий для здоровья потерпевшего. Воля лица в этом случае выражается в регулировании им своего поведения, что требует определенных усилий для преодоления препятствий на пути к причинению вреда здоровью. Желание наступления вреда здоровью может выступать в качестве конечной цели, когда само причинение вреда (тяжкого вреда) здоровью является представлением о желаемом результате, к достижению которого стремится виновный, посягая на здоровье потерпевшего. Желание может выступать в рассматриваемых преступлениях также в качестве промежуточного этапа на пути к достижению конечной цели (например, когда причиняется вред здоровью из корыстных побуждений).
В соответствии с ч.3 ст.25 Уголовного кодекса Российской Федерации преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий и, хотя не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично. Как видно из этого определения, сознание общественно опасного характера деяния при косвенном умысле по своему содержанию не отличается от аналогичного признака прямого умысла. Характер предвидения, как интеллектуальный элемент косвенного умысла, отличается от интеллектуального элемента прямого умысла рассматриваемого преступления тем, что виновный в первом случае предвидит только возможность, но не неизбежность причинения вреда здоровью.
В уголовно-правовой литературе возможность наступления последствий определяют как «реальную». О реальной возможности наступления вреда здоровью следует говорить в случаях, когда виновный считает этот вред закономерным результатом развития причинной связи именно в данном конкретном случае. Если же виновный осознает закономерность наступления вреда здоровью во многих других аналогичных случаях, но не распространяет ее на данную конкретную ситуацию, то здесь скорее всего должна идти речь лишь о предвидении абстрактной возможности причинения вреда здоровью. Сознательное допущение вреда здоровью совместимо только с предвидением реальной, а не абстрактной возможности причинения такого вреда.
В юридической литературе является общепризнанным то, что отличие прямого и косвенного умысла в волевом элементе — сознательном допущении общественно опасных последствий либо в безразличном к ним отношении. При косвенном умысле воля лица пассивна по отношению к причинению возможного вреда здоровью. Это и позволяет определять посягательства на здоровье с косвенным умыслом как менее опасные.
Сознательное допущение наступления тяжкого вреда здоровью — специфическая форма положительного отношения к его последствиям. В этом случае у виновного отсутствует заинтересованность в причинении вреда здоровью, он лишь сознательно его допускает. Если был причинен тяжкий вред здоровью, то необходимо установить, что виновный сознательно, то есть намеренно допускал развитие причинной связи, которая обусловила наступление таких последствий. В этом наблюдается сближение волевых элементов прямого и косвенного умысла.
Изучение судебной практики показывает, что порой суды и следственные работники, исходя из наступившей смерти потерпевшего, квалифицируют содеянное без достаточных к тому оснований как убийство, хотя налицо признаки преступления, предусмотренного ч.4 ст.111 Уголовного кодекса Российской Федерации. Такая квалификация чаще обусловлена тяжким последствием — смертью потерпевшего, отсутствием тщательного анализа фактических обстоятельств дела и установления умысла, направленного на причинение смерти.
«К. был осужден судом Кабардино-Балкарской Республики за убийство своей сожительницы М. по п.»г» ст.102 Уголовного кодекса РСФСР. Придя ночью к М., осужденный К. застал у М. А., оба были в нетрезвом состоянии. Ударив М. по лицу, К. пошел домой. Дома, взяв резиновый шланг, он вернулся к М., выгнал А. из квартиры М., стал ее избивать сначала шлангом, а потом — клинком кухонного ножа (плашмя). К. нанес М. 80 ссадин и 107 кровоподтеков, причинив легкие телесные повреждения, повлекшие кратковременное расстройство здоровья. В ходе избиения К. ударил потерпевшую по голове, причинив тяжкое телесное повреждение. Виновный утверждал, что, когда он уходил из дома М., она была жива и что о ее смерти он узнал, придя к ней утром. О том, что К. не желал убить М., свидетельствует и то, что он не использовал нож как непосредственное орудие убийства, хотя этому ничто не препятствовало. Учитывая данные обстоятельства, заместитель Генерального прокурора Российской Федерации в протесте поставил вопрос о переквалификации содеянного К. с п.»г» ст.102 на ч.2 ст.108 Уголовного кодекса РСФСР. Президиум Верховного Суда РСФСР протест удовлетворил» [2] .
В судебной практике можно встретить и ошибки иного рода, когда содеянное квалифицируется как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего, в то время как фактические обстоятельства дела свидетельствуют о наличии умысла, направленного на причинение смерти.
Б. был осужден по ч.2 ст.108 Уголовного кодекса РСФСР за то, что он после совместного распития спиртного и очередной ссоры со своей сожительницей М. ударил ее несколько раз ломиком по голове, облил нитроэмалью и бросил на нижнюю часть тела спичку. В результате ей были причинены тяжкие, опасные для жизни телесные повреждения в виде ожогов, покрывших 70 процентов поверхности тела. Ожоги повлекли воспаление легких, печени, мягкой мозговой оболочки, ампутацию ног. На десятый день после случившегося потерпевшая скончалась.
Президиум Верховного Суда РСФСР по протесту заместителя Генерального прокурора отменил приговор, направив дело на новое рассмотрение. В протесте обращалось внимание на то, что Б. дважды ударил потерпевшую ломиком по голове, облил ее нитроэмалью и поджег — все это свидетельствует о том, что он желал смерти потерпевшей, то есть действовал с прямым умыслом на лишение жизни М.
Со всей очевидностью можно сказать: ошибка в квалификации содеянного в данном случае была обусловлена тем, что суд, решая вопрос о содержании умысла виновного, не учел, в частности, способ, характер орудия преступления, локализацию ранений и т. д.
Если смерть потерпевшего наступает по неосторожности в результате причинения тяжкого вреда здоровью, то содеянное следует квалифицировать лишь как причинение смерти по неосторожности. Квалифицировать содеянное по ч.4 ст.111 Уголовного кодекса Российской Федерации можно лишь в случае, если тяжкий вред здоровью был причинен умышленно.
В уголовно-правовой литературе уже значительное время отмечается, что ошибки в квалификации содеянного как причинения тяжких телесных повреждений, повлекших по неосторожности смерть потерпевшего, либо как убийства вызваны неправильным представлением о моменте наступления смерти. Так, А. А. Пионтковский и В. Д. Меньшагин еще в 1955 г. писали, что порой содеянное квалифицируется как убийство только потому, что смерть потерпевшего от причиненного тяжкого телесного повреждения наступает немедленно, и, наоборот, — как тяжкое телесное повреждение, повлекшее смерть потерпевшего, когда смерть наступает спустя какое-то время [3] . Как отмечают исследователи, такой подход к решению вопроса о форме вины по отношению к наступлению смерти имеет место и в современной практике [4] .
Необходимо помнить, что, признавая смерть потерпевшего вторичным, производным, дополнительным последствием, нельзя отдаленность его от деяния обусловливать обязательным разрывом во времени, — такого разрыва может и не быть, смерть может наступить немедленно. И, наоборот, ответственность за убийство может наступить после значительного разрыва во времени между нанесенным потерпевшему тяжким вредом здоровью и наступившей смертью. В этих случаях решение вопроса о правильной квалификации содеянного надо увязывать с установлением характера телесных повреждений, наносимых в жизненно важные органы человеческого тела, когда виновный сознает несовместимость причиняемых им повреждений с жизнью потерпевшего. О том, что телесные повреждения опасны для жизни человека и что это известно каждому вменяемому и достигшему определенного возраста, свидетельствуют, например, обширные повреждения головы. С. В. Бородин пишет, что характер таких повреждений вполне понятен, так как по направленности, интенсивности и по примененным средствам (орудиям) исключается какой-либо иной, кроме смертельного, исход. [5]
Изучение судебной практики свидетельствует о том, что вина по отношению к смерти потерпевшего у абсолютного большинства осужденных по ч.2 ст.108 Уголовного кодекса РСФСР и п.4 ст.111 Уголовного кодекса Российской Федерации выразилась в виде преступной небрежности, что обусловлено и содержанием умысла, направленного на причинение тяжкого вреда здоровью. Вряд ли можно представить, чтобы лицо, действуя с внезапно возникшим неопределенным умыслом, предвидев возможность наступления смерти, без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало предотвратить наступление смерти потерпевшего. В такой ситуации, в лучшем случае, виновный может рассчитывать на «авось», поэтому его действия следует квалифицировать как убийство.
Согласно ч. 3 ст. 26 Уголовного кодекса Российской Федерации преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия. Небрежность отличает то, что лицо не предвидит общественно опасных последствий своих действий (в рассматриваемом преступлении — смерти потерпевшего). Неосторожная вина в виде небрежности характеризуется двумя признаками: отрицательным и положительным. Первый признак представляет собой непредвидение лицом возможности наступления смерти потерпевшего. Это единственная разновидность вины, которая исключает предвидение последствий и в форме неизбежности, и в форме возможности их наступления.
Второй признак (положительный) состоит в том, что лицо при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть наступление смерти (в нашем случае). Долженствование означает, что лицо, причиняя тяжкий вред здоровью, обязано было предвидеть возможность наступления смерти, эта обязанность вытекает из закона, из Правил судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью, из общепринятых мер предосторожности. Наличие обязанности не освобождает органы следствия и суда от установления реальной возможности в данном конкретном случае предвидеть наступление смерти, которую лицо не реализовало, и смерть наступила (субъективный критерий). Субъективный критерий в рассматриваемом преступлении означает способность лица в конкретной ситуации, с учетом его индивидуальных качеств, предвидеть возможность наступления смерти в результате причинения тяжкого вреда здоровью. Под индивидуальными качествами виновного понимаются его интеллектуальные возможности, физическое и психическое состояние, жизненный опыт, степень восприимчивости и т. п.
О преступном легкомыслии как разновидности неосторожной формы вины можно говорить, если лицо, причиняя умышленно тяжкий вред здоровью, предвидело возможность наступления смерти потерпевшего, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение смерти. В этом случае лицо предвидит возможность наступления смерти, что отличает легкомыслие от небрежности. При легкомыслии предвидение наступления смерти отличается тем, что лицо не сознает действительного развития причинной связи между причинением тяжкого вреда здоровью и смертью потерпевшего, хотя при надлежащем напряжении психических сил могло осознать это. Виновный, не используя полностью свои интеллектуальные возможности, переоценивает значение тех обстоятельств, которые, по его мнению, должны были без достаточных к тому оснований предотвратить наступление смерти. Наличие этого признака обусловливает специфику волевого элемента преступного легкомыслия. Виновный в этом случае относится отрицательно к смерти потерпевшего, его вполне удовлетворяет сам факт причинения тяжкого вреда здоровью, что отличает данное преступление от убийства. При убийстве у лица имеется положительное, одобрительное отношение к смерти жертвы.
Виновный рассчитывает, без достаточных к тому оснований, на предотвращение смерти потерпевшего, а не просто надеется избежать смерти. Но этот расчет оказывается легкомысленным, избранные виновным обстоятельства, якобы способные противостоять развитию причинной связи между причинением тяжкого вреда здоровью и смертью потерпевшего, оказываются не способными к такому противостоянию. Обстоятельства, на которые полагается субъект при преступном легкомыслии, могут быть самыми разнообразными (умение, знание, опыт, мастерство, дневное время, близость медицинского учреждения и т. д.).
Устанавливая неосторожное отношение виновного к смерти потерпевшего в виде легкомыслия, органы следствия и суд должны учитывать, на какие обстоятельства рассчитывало лицо, чтобы предотвратить наступление смерти потерпевшего. Это дает возможность правильно квалифицировать содеянное по ч.4 ст.111 Уголовного кодекса Российской Федерации либо по ст. 109 или по ст.105 Уголовного кодекса Российской Федерации.
Таким образом, если убийство (ст.105 Уголовного кодекса Российской Федерации) – преступление совершаемое в форме умысла, тогда как, причинение тяжкого вреда здоровью повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего – преступление с двойной формой вины: по отношению к причинению тяжкого вреда – в форме умысла, по отношению к причинению смерти – в форме неосторожности.
По действующему уголовному законодательству о тветственность за преступление, совершенное с двумя формами вины, регулируется ст.27 Уголовного кодекса Российской Федерации. Если в результате совершения умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за такие последствия наступает только в случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно было и могло предвидеть возможность наступления этих последствий. В целом такое преступление признается совершенным умышленно.
Однако в науке уголовного права есть и противоположное мнение о том, что причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего, – это преступление с единой, а вернее сказать, с одной формой вины.
Так, В.Лукьянов отмечает, что в деянии, предусмотренном ч.4 ст.111 Уголовного кодекса, никакого «раздвоения» вины нет. Лицо совершает действие, влекущее причинение вреда здоровью, который является не только тяжким, но и опасным для жизни. Если смертельный исход не наступает, форма вины определяется по характеру отношения лица к совершаемому им причинению тяжкого вреда здоровью. Но и при смертельном исходе вина определяется таким же образом. Изменение состояния пострадавшего с момента причинения вреда здоровью и до наступления смертельного исхода определяется его возрастом и здоровьем, своевременностью и качеством оказания медицинской помощи и т.д. В этом процессе единственным моментом, зависящим от воли лица, является его начало — причинение опасного для жизни вреда здоровью. На все остальное виновный непосредственного влияния оказывать уже не может. Следовательно, форма вины должна определяться по характеру отношения виновного к причинению такого вреда здоровью, которое создает угрозу для жизни. Здоровье является основным, а жизнь — дополнительным объектом посягательства. Характер отношения виновного к смерти пострадавшего не может рассматриваться в качестве юридической категории формы вины, так как не имеет самостоятельного значения, а вытекает из отношения к причинению вреда здоровью. Если лицо имело целью причинение тяжкого вреда здоровью, следовательно, оно должно было сознавать возможность смертельного исхода [6] .
На наш взгляд эта точка зрения не может быть признана приемлемой, т.к. законодатель уже в самой формулировке ч. 4 ст. 111 Уголовного кодекса Российской Федерации заложил двойную форму вины: причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего.
[1] Бородин С.В. Преступления против жизни – М.: Юристъ. – 1999. – с.61.
[2] См.: Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1992. N 8. С.9-10.
[3] Пионтковский А. А., Меньшагин В. Д. Курс советского уголовного права. Особенная часть. Т.1. — М.: Госюриздат. — 1955. — С.584.
[4] Титов Б.Н. Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью: субъективные признаки преступления // Журнал российского права. — 2001г. — №12. – с. 27.
[5] Бородин С.В. Квалификация убийства по действующему законодательству. М., 1996. – С. 223.
[6] Лукьянов В. Технический прогресс и уголовное законодательство. — Российская юстиция. – 1999. — №10. – с.30.
Источник