Что такое культура бедности и почему пособия для малоимущих не всегда эффективны
Согласно данным Всемирного банка, в 2017 году уровень крайней бедности в мире снизился до 9,2%. Однако если перевести проценты в цифры, это будет означать, что в 2017-м 689 миллионов человек жили менее чем на 2 доллара в день. В мире существует много различных программ для материальной поддержки малоимущих людей. Почему же до победы над бедностью еще очень далеко и достаточно ли для этого просто увеличить размеры финансовой поддержки?
Почему быть бедным не то же самое, что принадлежать к культуре бедности?
Один из ответов на этот вопрос предложил американский антрополог Оскар Льюис. В 1958 году на Международном конгрессе в Сан-Хосе (США) он представил концепцию «культуры бедности», разработку которой позже продолжил в таких работах, как «Пять семей: примеры из жизни Мексики», «Культура бедности» (1959) и «Жизнь» (1966). Стоит отметить, что, хотя в науке в итоге закрепилось выражение «культура бедности», изначально Льюис предложил термин «субкультура». Это важно потому, что понятие субкультуры характеризуется ее противостоянием с «большой», общепринятой культурой. В работах Льюиса этот конфликт играет значимую роль.
Фундаментальной причиной, лежащей в основании культуры бедности, Льюис видел «западный социальный порядок». По его мнению, субкультура бедности — это способ адаптации малоимущих людей к их маргинальному положению в классово-стратифицированном капиталистическом обществе с ярко выраженной индивидуализированной культурой. При этом Льюис неоднократно подчеркивает, что жизнь в бедности не равна принадлежности к культуре бедности. Например, говорит он, несмотря на то что еврейские общины в Восточной Европе часто были достаточно бедны, большинство черт культуры бедности им не свойственны. В еврейских общинах существовала традиция грамотности и придавалось большое значение обучению, общественные объединения формировали плотные социальные связи и обеспечивали поддержку, а религия учила чувству собственной избранности.
То есть, согласно Оскару Льюису, плохие материальные условия далеко не всегда приводят к формированию культуры бедности.
Культура бедности — это гораздо больше, чем просто недостаток экономических ресурсов и невозможность удовлетворить свои потребности. Данное понятие отсылает нас к антропологическому пониманию слова «культура» — «как целостный образ жизни». Иначе говоря, речь идет о том, что в некоторых случаях люди, долго живущие в бедности, усваивают определенный набор ценностей и установок, которые в значительной мере определяют их действия, а также передаются новым поколениям.
Читайте также
Как же понять, что перед нами культура бедности? Льюис неоднократно пишет, что проведенные исследования позволили ему выделить 70 характеристик, указывающих на существование культуры бедности. Вот некоторые из них (на самом деле полного списка нет ни в одной из его работ):
- Для некоторых бедных характерно отсутствие детства как продолжительного и особо защищенного этапа жизненного цикла. Кроме того, для бедных свойственно раннее вступление в половые отношения, свободные союзы или браки.
- Для жизни бедных характерны плохие жилищные условия, скученность и минимум социальной интеграции, которая, как правило, ограничивается пределами семьи. Однако иногда в трущобах возникают временные неформальные группировки или добровольные объединения (например, банды).
- Бедные люди зачастую исключены из основных социальных институтов. Они не получают медицинскую помощь, не принимают участия в выборах, не являются членами сообществ, которые могли бы в том числе оказать им помощь.
- В некоторых случаях бедные люди и средний класс заявляют одинаковые ценности, но у бедных нет возможности реализовывать их. Например, декларируется важность юридического или церковного брака, но в действительности свадьбы происходят очень редко.
- Также Льюис выделяет некоторые психологические характеристики: чувство маргинальности, беспомощности, зависимости и неполноценности. При этом сами характеристики, взятые по отдельности, не являются репрезентативными для культуры бедности — важно, подчеркивает Льюис, их сочетание с другими факторами.
Что не так с культурной бедности? Критика концепции
Предложенная Оскаром Льюисом концепция подверглась жестокой критике со многих сторон. Если попытаться ее как-то систематизировать, то можно выделить три основных пункта.
Самая существенная часть критических замечаний связана с тем, что можно было бы обозначить как психологический редукционизм и радикальный индивидуализм. Иначе говоря, согласно концепции Льюиса, получается, что окружающий мир влияет на людей в раннем возрасте, а потом будто бы перестает. В итоге выходит довольно грустная картина, где никакие изменения невозможны, а бедные останутся бедными и будут вести себя в соответствии с давно сформировавшейся в них системой ценностей, что бы мы ни делали:
«К шести или семи годам дети из трущоб обычно усваивают основные ценности и взгляды своей субкультуры и оказываются психологически не приспособлены к тому, чтобы в полной мере использовать меняющиеся условия или возросшие возможности».
Lewis, O., 1966. La Vida: A Puerto Rican Family in the Culture of Poverty — San Juan and New York. Random House, New York
Зачастую из этого вырастал ряд чисто идеологических обвинений. Культуру бедности провозглашали удобным политическим инструментом, который очень хорошо работает на руку богатым сословиям. Теперь бедные оказываются во всем виноваты сами и есть легитимная причина не тратить деньги на помощь нуждающимся.
«Культура бедности, как указывает Хилан Льюис, имеет фундаментальную политическую природу. Это, как утверждает Льюис (1971), „идея, в которую люди верят, хотят верить и, возможно, должны верить“. Они хотят верить, что повышение доходов бедных не изменит их образа жизни или ценностей, что это просто направит большие суммы денег в бездонные, саморазрушающиеся ямы».
Stack, C. B., 1974. All Our Kin: Strategies For Survival In A Black Community. Harper & Row
Сам Оскар Льюис прикладного значения своих исследований не отрицал, но видел их несколько в другом свете. Для него понятие культуры бедности было важно в том числе как инструмент в борьбе с заблуждениями, предписывающими бедность некоторым моделям поведения, которые присущи определенным этническим, национальным или региональным группам.
Наконец, некоторые исследователи критикуют Льюиса, утверждая, что ценностный разрыв, который он отмечает, не столь велик, а это значит, что никакой собственной субкультуры у бедных вообще нет (например, можно посмотреть эту работу о жителях Тель-Авива). Здесь, однако, возникает проблема с тем, что отсутствие культуры бедности в рамках одного общества никак не доказывает невозможность ее существования в другом.
Однако нельзя не заметить проблему необоснованной генерализации, когда Льюис утверждает, что культура бедности выходит за рамки национальных границ и более мелких территориальных делений, везде демонстрируя поразительное сходство в составе семей, в межличностных отношениях, в тратах и системах ценностей. Несмотря на то что он проводил исследования в нескольких городах и странах, такое утверждение кажется всё же слишком сильным.
В сегодняшних исследованиях о культуре бедности скорее ставится вопрос о наличии ценностного разрыва между слоями населения с разным уровнем дохода. Так, несколько лет назад, используя данные общероссийских опросов, исследователи из Высшей школы экономики анализировали нормы и жизненные установки живущих в бедности россиян. В частности, затрагивались темы трудовой мотивации, значимости материального благополучия, ценности равенства, свободы, нонконформизма. Результаты анализа показали, что сегодня говорить о существовании в России субкультуры бедности нельзя. Однако исследователи отмечают, что в ряде вопросов уже сейчас можно увидеть статистически значимые различия.
Например, среди бедного населения ярче выражено стремление к конформизму, а также преобладает склонность приписывать свои успехи и неудачи внешним факторам.
Если зафиксированные различия будут нарастать, в обществе может произойти ценностный раскол — глубокое разделение внутри общества на основании представлений о значимых нормах, идеалах. И тогда бедное население окажется не просто группой с более низким уровнем дохода, но действительно особой субкультурой со своими жизненными правилами и установками, что затруднит реинтеграцию ее членов в общество.
Габитус как усвоенный стиль жизни
Несмотря на всю существующую критику, не один Оскар Льюис отмечал, что связь между доходами и образом жизни не столь проста, как может казаться на первый взгляд. Например, американский экономист Милтон Фридман выдвинул теорию, согласно которой потребление домохозяйства зависит в первую очередь не от текущего дохода, а от некоторого постоянного/прогнозируемого дохода. То есть если, например, семья получила в этом месяце меньше денег, чем обычно, но считает, что это временная ситуация, то она вряд ли сильно сократит расходы, скорее всего, необходимая сумма будет взята в кредит или одолжена у знакомых. Такая ситуация может продолжаться достаточно долго, вгоняя домохозяйство во всё более тяжелое положение. При этом верна и обратная ситуация: неожиданное увеличение актуального дохода с малой долей вероятности приведет к радикальным переменам в потребительских расходах.
Но самую близкую к идеям Льюиса интуицию можно найти в работах французского социолога Пьера Бурдье. Согласно его теории, каждый из нас, в зависимости от обстоятельств, в которых он рос и воспитывался, приобретает определенную внутреннюю конституцию — габитус , — которая определяет то, как мы говорим, что мы едим, как ходим, какую одежду выбираем и на чьих картинах останавливаем свой взгляд. Например, в одной из серий «Секса в большом городе» Кэрри яростно доказывала своему парню-писателю, что в его книге есть один недочет: никогда девушка с Манхэттена не будет носить тряпичную резинку для волос!
Девушка с Манхэттена и тряпичная резинка располагаются на очень разных координатах социального пространства и пересечься просто не могут.
Более того, согласно Бурдье, габитус подсказывает нам, каково наше место в социальном пространстве. Он определяет, за какие задачи мы считаем возможным для себя браться, какие мечты рисуем, на какую карьерную траекторию рассчитываем. Стоит вспомнить бедного гоголевского титулярного советника Акакия Акакиевича, чьим пределом мечтаний была новая шинель, на которую он так долго копил. Иначе говоря, если следовать за Бурдье, получается, что дети, которые воспитывались в бедности, в дальнейшем не дерзнут ставить перед собой «большие цели» — просто потому, что их габитус будет упорно им подсказывать, что это не для них.
Может быть интересно
«Габитус ответствен за то, что совокупность практик агента (или группы агентов, являющихся продуктом сходных условий) имеет систематический характер, являясь результатом применения идентичных (или взаимно конвертируемых) схем, и одновременно с этим систематически отличается от практик, образующих другой стиль жизни».
П, Бурдье, 2005. Различение: социальная критика суждения. Экономическая социология, 6(3), с. 27
Так Бурдье приходит к сходным с Льюисом выводам, пусть и иным путем. Он говорит, что пока у бедных людей не изменится габитус, все дополнительные возможности, материальная помощь и иные виды поддержки, которые будут им предоставлены, не повлекут за собой существенных изменений в их образе жизни. В качестве примера Бурдье приводит историю о пищевых практиках. Казалось бы, получив повышение, рабочий должен начать покупать более качественные продукты и вообще изменить свой рацион, сделав его более полезным. Однако зачастую изменения диеты не происходит, а начальник цеха, который был рабочим, просто начинает в больших количествах покупать то, чем давно привык питаться: макароны со свининой не заменяются ягненком с брокколи.
«Вкус — это то, благодаря чему мы имеем то, что любим, потому что любим то, что имеем, иными словами, это те свойства, которые приданы нам de facto в распределениях и приписаны нам de jure в классификациях».
Бурдье., П. 2005. Различение: социальная критика суждения. Экономическая социология, 6(3), с. 29
С одной стороны, мы вновь оказываемся перед схожей проблемой, где бедные имеют «плохой» габитус, который в любом случае вынудит их оставаться бедными. Но, с другой, работы О. Льюиса и П. Бурдье обращают наше внимание на то, что исключительно материальная помощь вряд ли может являться успешным инструментом в борьбе с бедностью. Ведь тогда люди оказываются полностью зависимыми от предоставляемых выплат, а как только выплаты уменьшаются или прекращаются, снова падают в нищету. Таким образом, для преодоления ловушки бедности социальная интеграция важна не меньше, чем накопление достаточного экономического капитала.
Источник
Состояние здоровья бедных в целом хуже, чем богатых.
К этому выводу пришло большинство исследований, в которых анализировались показатели здоровья в зависимости от дохода (или социально-экономического статуса) в регионе ЦВЕ—СНГ.
Нарис. 3.9и 3.10 сравнивается самооценка здоровья и наличие сердечно-сосудистых заболеваний в самом богатом и самом бедном квинтилях в восьми странах, участвовавших в исследовании «Условия жизни, образ жизни и здоровье». Люди из самого богатого квинтиля значительно чаще описывают свое здоровье как «хорошее» и «в целом хорошее», чем люди из самого бедного квинтиля. Кроме того, у богатых ниже вероятность сердечно-сосудистых заболеваний, чем у самых бедных. Оба параметра имеют устойчивый социально-экономический градиент по всем пяти квинтилям (не показан на рисунке). Поскольку исследователи не собирали конкретные данные по индивидуальному или семейному доходу (учитывая трудности, связанные с переводом тех или иных составляющих дохода в денежное выражение), индекс обеспеченности составлялся по различным параметрам социально-экономического статуса. Этот индекс лег в основу деления на квинтили.
По поводу интерпретации самооценок здоровья, полученных при опросе разных социально-экономических слоев, существуют разные мнения. Некоторые исследования показывают, что у бедных самооценка здоровья выше, чем у богатых. Это обычно объясняют
Примечание: для дифференцировки показателей здоровья был разработан индекс обеспеченности, или индекс финансовых затруднений, учитывающий доходы и субъективные оценки опрошенных (см., например, работу Betti amp; Verma (1999) и официальную версию EUROSTAT, 2002).
Наименее обеспеченный квинтиль Наиболее обеспеченный квинтиль
Кыргызстан Грузия Республи- Армения Казах- Российская Беларусь Украина ка Молдова стан Федерация
Рисунок 3.10. Частота ишемической болезни сердца в процентах по результатам опроса населения, 2001 г. Источник: Suhrcke et al., 2007, в печати.
Примечание: см. примечание к рис. 3.9.
меньшей осведомленностью бедных о состоянии своего здоровья и лучшим доступом к диагностике у богатых. На рис. 3.9 и 3.10 такого не отмечено ни в одной из восьми стран. Возможная причина кроется в высоком общем уровне образования, позволяющем точнее оценивать состояние своего здоровья. Однако другие данные по странам переходного периода показывают обратное социально-экономическое распределение хронических болезней, в частности, в Армении в 1998—1999 г. и в Албании в 2002 г. (World Bank, 2002a и 2003b соответственно).
Данных о социально-экономическом распределении показателей здоровья детей в ЦВЕ и СНГ очень мало, в основном они получены из докладов Всемирного банка по уровню бедности и здоровья. На рис. 3.11 и 3.12 показаны данные о детской смертности и отставании в росте по квинтилям обеспеченности (или доходов) в трех странах Центральной Азии и в Армении[XXI]. Как и ожидалось, в самом богатом квинтиле отмечен самый низкий уровень смертности и отставания в росте. Снижение детской смертности в целом носит линейный характер, а в отношении отставания в росте, похоже, присутствует пороговый эффект: в трех наиболее обеспеченных квинтилях частота отставания в росте примерно одинакова, а в самых бедных резко возрастает.
Учитывая резкий рост неравенства в доходах напротяжении большей части 1990-х гг., различия в состоянии здоровья между теми, кто находится на нижней и верхней ступенях лестницы дохода, скорее всего, растут. К сожалению, данных проспективных исследований, необходимых для проверки этой гипотезы, явно недостаточно.
Единственное исключение из последнего утверждения об отсутствии данных составляет проспективное исследование двух когорт мужчин в Санкт-Петербурге (Plavinski, Plavinskaya amp; Klimov, 2003). Первая когорта (входила в санкт-петербургскую группу российского исследования в отделениях нарушений липидного обмена) находилась под наблюдением в течение 18 лет начиная с 1974 г., а вторая — в течение 11,2 года начиная с 1985 г. Сравнение двух когорт показало, что у мужчин с
Рисунок 3.12. Доля детей с умеренным отставанием в росте по квинтилям обеспеченности, в процентах. Источник: World Bank, 2000b; World Bank, 2004b.
самым низким уровнем образования со временем произошло существенное повышение риска преждевременной смерти, а у выпускников университета роста смертности не отмечено.
В Эстонии Leinsalu, Vеger6 и Kunst (2003) сравнили два исследования смертности от отдельных причин, проведенных на основании данных переписи населения за 1987—1990 и 1999—2000 гг. Авторы пришли к тем же выводам, что и российские исследователи, отметив, что в 1990-е гг. различия по уровню смертности между группами с разным уровнем образования выросли, поскольку средняя продолжительность жизни у лиц с высшим образованием увеличилась, а у лиц с самым низким уровнем образования — сократилась. К 2000 г. у мужчин с высшим образованием средняя продолжительность жизни была на 13,1 года больше, чем у мужчин с самым низким уровнем образования; у женщин разница составила 8,6 года.
Недавно была проанализирована динамика средней продолжительности жизни у людей с разным уровнем образования в Финляндии, Чешской Республике, Российской Федерации и Эстонии в 1988—1989 и 1998—1999 гг. (Shkolnikov et al., 2006). В первых двух странах продолжительность жизни увеличилась во всех трех группах с разным уровнем образования, при этом различия в продолжительности жизни между группами выросли несущественно. В Российской Федерации и Эстонии, напротив, и без того неблагоприятные тенденции в сокращении продолжительности жизни сопровождались значительным углублением различий по этому показателю между группами с самым высоким и с самым низким уровнем образования (в первой группе средняя продолжительность жизни осталась примерно на прежнем уровне, а во второй группе снизилась). Еще один вопрос, который подняли авторы исследования и который нередко упускается из виду, — это изменения доли лиц с определенным уровнем образования, происшедшие в каждой из четырех стран. Данный вопрос важен, поскольку имеют значение не только различия в средней продолжительности жизни между группами с разным уровнем образования, но и размеры самих групп. Поскольку доля людей со средним и высшим образованием в Эстонии и Российской Федерации выросла сильнее, чем в Финляндии и Чешской Республике, в первых двух странах снижение средней продолжительности жизни оказалось менее резким, чем оно было бы, если бы эта доля осталась неизменной.
Сочетание ближайших и отдаленных факторов (в разное время и в разных странах они имеют свои особенности) объясняет, почему состояние здоровья бедных хуже, чем богатых.
Исследования в западноевропейских странах показали, что социальное неравенство в сфере здоровья объясняется в основном сочетанием социально-экономических условий и образа жизни, причем последний во многом формируется первыми. Последствия такого неравенства зависят от способности системы здравоохранения компенсировать его. Многое говорит о том, что в переходном периоде это неравенство в ряде стран увеличилось, хотя сравнительных данных по этому вопросу мало.
В целом бедные ведут менее здоровый образ жизни, чем богатые. Однако эта взаимосвязь неоднозначна и сама по себе не объясняет, почему среди бедных вредные привычки встречаются чаще, чем среди богатых.
Как показали большинство исследований, взаимосвязь между такими вредными привычками, как курение и злоупотребление алкоголем, и социально-экономическим статусом обратная (Walters amp; Suhrcke, 2005). В табл. 3.7 на примере Российской Федерации видно, что люди с наименьшим доходом потребляют алкоголь в гораздо больших количествах, чем люди с наибольшим доходом.
В отношении нарушений питания (какнедостаточного, таки избыточного) данные менее однородны, независимо от того, учитывались ли при сравнении другие факторы. Недавно изучался вопрос о том, может ли питание определять социально-экономические различия по неинфекционным заболеваниям в регионе ЦВЕ—СНГ. В ходе Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения собирались сведения о суточном рационе, росте и весе; полученные проспективные данные позволили оценить тенденции в питании с 1992 г. За этот период произошли большие изменения в рационе. Они связаны со снижением доли семейного
Таблица 3.7. Уровень дохода и потребление водки, коньяка, ликеров и других крепких спиртных напитков в Российской Федерации (по квинтилям доходов), 2003 г.