Мое психическое здоровье мем
Рассылка Пикабу: отправляем лучшие посты за неделю 🔥
Спасибо!
Осталось подтвердить Email — пожалуйста, проверьте почту 😊
Комментарий дня
Рекомендуемое сообщество
Пикабу в мессенджерах
Активные сообщества
Тенденции
Ответ DarthSerj в «Про другую сторону домашнего насилия»
некоторые люди в своей жизни в качестве реакции на стрессы и давление включают программу замедленного самоубийства.
Стопроцентное попадание. Когда жена скандалить и оскорблять на пустом месте начинает, и чувствую, сейчас не сдержусь уже (вспоминая о тех благословенных средневековых временах, когда жену можно было воспитывать плёткой), я молча иду в гараж (он у меня прямо в доме), там большой бар с разными спиртными напитками, от домашнего вина до Хенесси и Абсента. Сяду, выпью соточку, покурю, и давление сразу падает, настроение в норму приходит. Домой вернусь — и с улыбкой спокойно выслушиваю визг супруги. Вообще по-барабану, что она там несёт. Но я прекрасно понимаю — это самоубийство. Доза алкоголя постепенно растёт, подозреваю, что с такой динамикой либо здоровье уйдёт, либо сопьюсь лет через десять. Бросить курить тоже не получается, жену уже не перевоспитаешь, ей день без скандала — что суп без соли.
И вот так — 25 лет почти. Тупик какой-то. И разводиться-то уже поздно, и жить вместе, когда в гроб вгоняют (точнее, сам себя вгоняю) — не понимаю, как.
Ответ на пост «Про другую сторону домашнего насилия»
Тоже видела это всё на примере своих бабушки и дедушки. Оба сейчас живы, но ситуация та же: бабушка (Люба) ненавидит деда (Николая) и всячески его изводит, бъет, орёт и так далее. Но есть важные моменты их жизни, которые я знаю только со слов бабушки и моей мамы, их дочери. Так вот. Когда Николаю было 18,стал он засматриваться на Любу, которой на тот момент было 16. Она не отвечала взаимностью, и в один момент он просто поймал её за околицей под деревом и взял насильно. Люба пошла плакаться своей матери, а та её просто выдала замуж и отправила жить в семью Николая. Свекровь попалась деспотичная, в семье все работали, зарплаты приносили ей, а она уже решала, кому сколько дать. Люба денег вообще не видела, даже на лекарства. Николай Любу периодически поколачивал, сначала за то что долго отказывала ему, а как сын родился за то, что сын на него не похож (сыну за это тоже перепадало). Ещё через семь родилась дочь и вот там точная копия отца получилась, которую никто не трогал, но зато она смотрела на драки родителей. Когда дети подросли, Люба ушла от мужа и нашла другого мужчину. Вот там была любовь до гроба и в прямом и в переносном смысле. Мужчина этот разбился, и примерно в это же время умерла из-за алкоголизма сожительница Николая. Примерно в этот период мама забеременела мной. Люба и Николай на кой то чёрт решили снова сойтись и пожениться. Люба говорила, что это ради детей, но логику я не поняла до сих пор. Когда мне было года 2, они меня забрали к себе жить. Я смотрела как теперь бабушка бьет деда, как он приходит пьяный с работы, как они ругаются. По сути мы вместе с бабушкой лечили деда от алкоголизма(и кстати вылечили), но это пожалуй единственный плюс их совместной жизни. Люба вытрепала и себе и ему все нервы, заставила понабирать кучу кредитов для инфантильной дочери, из которых они не вылезают до сих пор. Они сменили хоть и хреновую новостройку, но квартиру в городе на халупу в деревне. Она била и бьёт его до сих пор. Они оба сильно болеют. Я уже четыре года, как живу в другом городе, и деда часто со мной по телефону прощается. Мама мне как-то прямо сказала, что если первой умрёт баба, то она возьмёт деда к себе, он тихий, спокойный и неторопливый человек, а бабу она не выдержит. И я понимаю, я 7 лет с ними прожила.
Дак к чему я настррочила это полотно. Я вспомнила слова бабы: без любви никакой жизни не будет. Но я так и не поняла, неужели именно в этом причина их страданий и измывательств друг над другом?
PS. Поправьте теги, кто может, я в них ничего не понимаю.
Ответ на пост «Про другую сторону домашнего насилия»
Вот с какой-то стороны знакомая история, но видела я ее почему-то с другой стороны.
С родителями когда-то жила в доме, в котором папе квартиру завод в советские годы выдал, соответственно, соседи — все такие же заводские мужики с семьями.
И тоже уже из этих мужиков почти никого не осталось, ушли, не дожив до 60-ти.
Скандалы и разборки между соседями тоже слышала. И вопли и битье посуды, и мутузили иногда бабы мужиков (а чаще мужики баб).
Но очень много и видела.
Например, когда развалился союз, заводы стали, ну и мужики фактически оказались без работы и, соответственно, дохода.
Кто-то пытался, выкручивался. Ну вот дядя Борис, спекулянтом его звали в доме, ларьки какие-то держал. Дядя Костя, каким-то антиквариатом, монетами, всем чем угодно торговал. Дядя Митя мебель какую-то под заказ делал.
А так, 90% мужского населения дома что сделало? Ну очевидно ж, запило. От тоски по великой стране. И в результате этих мужиков с детьми тянули бабы — обычные советские бабы, которым может тоже страшно и Родины больше нет и на дворе лихие и в магазинах пусто. но у них же выбора нет, им же семьи кормить надо. Ну и в результате бабы тянули. Ездили за товаром, неподъемные сумки таскали, стояли на рынках и в зной и в -30, работали на пяти работах/подработках, успевали тащить на себе дачи/деревни, чтобы продукты были, да и продукты эти на себе по электричками привозили. Да у меня самой мама так делала, пока папа бухал. А еще яркое воспоминание подросткового возраста, как мы с мамой вдвоем в прачечную/из прачечной тянем постельное белье (ну стирка ж не мужское дело). А вы представляете вес постельного на семью из 5 человек + порошок? Помню как ручки в ладони врезались, как пальцы немели.
А мужики в доме из бывшей колясочной оборудовали «бар», это ж нужней чем колясочная. Поставили козлы какие-то, скамейки из сбитых досок. И этот «бар» не пустовал почти никогда. Там отдыхали и проходили «психотерапию» мужики и в 12 дня и в 12 ночи, и в будние и в выходные. И каждый раз, возвращаясь домой, я гадала, там папа или не там. Как и все дети нашего дома. И чаще всего он был там.
Иногда женщины срывались. И с криками, плачем и тумаками гнали мужиков домой. Били, ага, стервы. А иногда находили мужей своих бухих и обблевавшихся в подъезде или на улице, не дошли домой. И тащили их домой на себе, носки снимали и штаны грязные, обрабатывали ссадины, полученные об асфальт или от драк. А иногда дети тащили на себе пап домой и плакали — папа, ну иди, папа.
И стыд вот этот. Когда стыдно позвать одноклассников в гости. Когда тебе рассказывают дети со двора, что твой батя учудил. Когда приезжаешь из пионерлагеря, тебя радостно выходит встречать папа, а ты видишь разбитое вхлам лицо. и улыбка на папином лице гаснет, потому что он понимает, о чем ты думаешь.
Где-то в десятых родители начали периодически упоминать — умер дядя Слава. Рак легких четвертой стадии у дяди Вити. Дядя Коля утонул, Дядя Сережа — сердечный приступ. Всем этим дядям было меньше 60 лет. Мой папа жив, после того как два раза в течение полугода с прободной язвой в больницу попадал, пить чет перестал. Ну наверное страшно оно, после того, как ором орешь, скрючившись на полу.
Плохие эти мужики были? Да нет, в целом неплохие. Тоже и на рыбалку и на речку водили и сбрасывали хлеб с огурцом нам малым с балконов, когда мы целыми днями оравой носились и домой есть идти не хотелось.
Жены их виноваты? Те самые, которые тянули и детей и мужей и работы и семью и огороды? И от бессилия могли колотить пьяному вхлам мужу кулаками по спине. Развал союза виноват? Но бабы-то тянули.
Источник
мемы для людей с психическими расстройствами
мемы для людей с психическими расстройствами запись закреплена
- Записи сообщества
- Поиск
мемы для людей с психическими расстройствами запись закреплена
Голландский Штурвал
мемы для людей с психическими расстройствами запись закреплена
oneiroversum
ВЗГЛЯД С ДРУГОЙ СТОРОНЫ
А что, если большинство пациентов в психбольницах не видят ничего хорошего или интересного в беседе с психиатром, задающим безличные вопросы, игнорирующие их актуальные переживания.
Показать полностью.
А что, если клинические психологи и психиатры не учитывают этого и действуют так, как будто любой человек должен быть заинтересован в исполнении социального ритуала психиатрической беседы или патопсихологического обследования. И любой должен смиренно терпеть игнорирование и отрицание его чувств, игнорирование и искажение смыслов его слов, игнорирование и отрицание его актуальных состояний.
А что, если психические функции и способности проявляются неодинаково в разных ситуациях: в разном материале – интересные или неинтересные задачи, знакомые или незнакомые области, важные или неважные темы; при разном настроении; при ощущении осмысленности разговора или его бессмысленности, при ощущении игнорирования тебя и твоих чувств или при ощущении внимания, понимания и одобрения со стороны беседующего.
Спрашиваешь человека: что тебе нравится? И он отвечает: метро. И ты ему: какие станции знаешь?
И понятно – ты сам тему начал, побудил к ответу, поощрил рассказ – о станциях, о метро.
И человек хочет высказаться, хотя бы немного, о том, что ему так нравится и что имеет для него значение. Он начинает перечислять станции. Но ты его прерываешь.
Ведь цель не в том, чтобы дать человеку почувствовать себя услышанным, не в том, чтобы побудить его к внимательному эмпатичному разговору, не в том, чтобы дать ему возможность коснуться любимой темы – цель в том, чтобы проверить, как работает память, как распознаются вопросы, как поддерживается социальная коммуникация.
Как будто всё это будет работать или задействоваться одинаково и при эмпатической осмысленной беседе, и при отчужденной, персонально бессмысленной и неинтересной.
Допустим, человека интересует метро, эротические фанфики 20-го века и то, как ему плохо от таблеток. Наверное, на эти темы и стоит в первую очередь поговорить, если ты хочешь посмотреть, как работает его мысль, как он разговаривает, что он помнит.
Но нет.
Есть брошюра с 10 методиками и 10 типичными вопросами. Какой сейчас месяц? Сколько будет пятью восемь? Какая у нас столица России? Почем нынче макароны в пятерочке?
Ага, не отвечаешь – дурачишься, молчишь, отходишь от темы, начинаешь говорить о своем. Вот тебе и нарушение мышления: пациенту недоступны простейшие арифметические операции. Он не говорит, сколько будет семь на восемь. Он говорит: не знаю. Он говорит: ты про станции лучше послушай.
Не отвечает про столицу, про год и месяц, не называет имена врачей и номер больницы, где находится? Вот тебе и нарушение ориентировки в месте и времени – пациент не знает, какое сейчас числомесяцгод, и какой номер здания, где его держат. Вот тебе и отсутствие элементарных знаний – столицу-то не назвал, про макароны ни слова.
Ты ему: в школу надо ходить, чтобы потом поступить в престижный университет, чтобы потом работу найти, чтобы потом ну это.
А он: в школе мне неинтересно, там ничего для меня важного не говорят.
Совсем не в себе парень. Может, еще и жениться не хочешь? И пиджак с галстуком носить не станешь? На свои интересы и смыслы будешь ориентироваться? Это же безумие.
Как дела, спрашиваешь его. Отвечает: бьют меня, не хочу у вас здесь больше находиться.
И ты: а раньше где лежал?
Мы же тут память и ориентировку проверяем – на нужные ценности, в нужных пространствах.
Главное, не дать пациенту говорить о том, что для него имеет значение. Главное, не показать ему как-то случайно, что обследование проводится в его интересах, а не просто чтобы. Ну, чтобы обследовать, дать заключение. И так, как обычно обследования проводятся, а не с учетом реального положения дел. Ведь обследования они для этого. Чтобы были. Чтобы были как надо.
Ладно, сейчас подбодрим паренька. Дадим почувствовать свою ценность, покажем принятие, установим доверительный диалог, при котором только человек и будет заинтересован в ответах на наши вопросы.
Вот как: а почему тебя обижают? И он: не знаю. А ты в ответ ему со всей терапевтической чуткостью, от всего врачебного сердца: так может, ты себя как-то неправильно ведешь?
Так, глядишь, и наведем его на мысль, что он какой-то не такой. Так он и начнет с нами лучше беседу вести и задания выполнять. Поймет, что не зря его пиздят. Что сам виноват. И нормальная у нас больница, вы не подумайте. Никого у нас тут не бьют. А если бьют, то сам, значит, себя неправильно повел человек. А так не бьют. Но если да, то тех, кого надо. Не просто так.
Но ладно, продолжим психику оценивать. Что у нас там основное в человеческой экзистенции, в здоровом разуме.
– Так сколько будет восемь на десять?
– Восемьдесят.
– А пять на четыре?
– Двадцать.
– А семь на восемь?
– А пошел на хуй?
Значит, не умеет умножать. Ведь не стал в третий раз отвечать. Если человек что-то не делает, он просто этого не может. Когда на вокзале бомж денег просит, а врач не дает – это он просто не умеет. Не умеет подавать. Не нужно тут усложнять, всё ведь и так понятно.
– А книги-то читаешь? Приличные. Там, три мушкетера.
– Нет, только три века поэзии русского Эроса.
Тише ты, Антон, у нас в СССР Эроса нет. У нас тут только всё приличное. Думай, что говоришь.
– А в школе-то, которая тебе так не нравится и где ничего хорошего для тебя не происходит, в школе ты как учился? Диплом-то у тебя есть.
– Есть, но он у меня за так сделан, за шиш.
Да тише ты, говорю, Антон! Молчать же надо о таком. У меня, может, тоже диплом за так. За шиш. Но я же молчу, стараюсь, изображаю. Белый халат надел. Интонации выучил. Уметь нужно изобразить соответствие роли, заданной социальным положением и ситуацией, Антон. Ведь это же и есть нормальный человек. Кто правила коммуникативного, интонационного и телесного этикета выучил, кто за рамки установленных ролевых диапазонов не выходит. Когда надо – соврет, когда надо – притворится. А ты как ребенок. И пальцами перестань барабанить. И сиди ты ровно, не вертись. И шапку надень!
Физику надо учить, вот что. Хотя бы тройку иметь, Антон. Хотя бы двойку, но показывать, что заинтересован – и в тройке, и в школе, и в физике. Главное, Антон, это рвение демонстрировать. Нормальный человек, он пусть и без способностей, зато веришь ему, что хочет умножать научиться, закон Ома запомнить пытается, дипломом дорожит. Не отбивается от коллектива. С поездами этими своими не сидит целыми днями.
Дались тебе эти поезда, Антон, лучше бы про косинус формулу вызубрил и про анатомию ракообразных. Интересы они ведь строением учебной программы задаются, а не тобой. Да и какие вообще тут интересы, когда это просто надо. Надо про ракообразных и про гипотенузы, Антон. Не про поезда никакие, не про машинистов, не про тоннели. Был бы ты нормальным человеком, ориентировался бы на внешние социальные структуры, скромно бы жил себе чужой жизнью. Ее ведь уже за тебя прописали на желтых листах советских учебных планов. И было бы всё нормально. И ты от себя отказался, и порядок соблюдается, и место в больнице свободно. Мечтал бы о поездах своих перед сном, а в остальное время трудился, как все. На заводе социальной ответственности. В офисе усвоенных саморепрессий.
Читал бы приличные книги. Ну, или хотя бы на камеру говорил, что читаешь. Семь на восемь бы вслух умножал. Со врачом не говорил бы на равных, как он с тобой. Видел бы разметку социальных дистанций, иерархий и ориентиров. Жил бы, как мы, нормальной жизнью: подальше от себя, поближе ко всем. Да и не то что ко всем, не к ним даже, а к общему образцу, который на витрине выставлен, как выцветшие пустые обертки от шоколадок. Знаешь, у нас тут в 1995-м в продуктовых палатках везде такие. «Ротфронт», «Красный октябрь», «Медленная смерть в отчужденных структурах с карамелью ощущения своей нормальности».
Видел эти обертки, Антон?
А хотя что с тобой разговаривать. Уводите его. Всё с ним понятно. Больной, неадекватный, потерянный человек.
Источник