«Квартет» здоровья
Светлана Юрьевна Калинченко – эндокринолог — андролог, сексолог, заведующая кафедрой «Эндокринологии» РУДН, врач от бога, классик современной медицины.
Долгие годы С.Ю. Калинченко и её коллеги проводили клинические исследования в области антивозрастной терапии, результатами их работы стало введение в клиническую практику метаболической терапии.
Публикации Светланы Юрьевны (предназначенные для специалистов), объясняющие механизмы старения и открывающие пути решения этих проблем, мы попытались перевести с медицинского языка и адаптировать для пациентов.
В современном мире исчезает понятие «старый человек», поскольку современная концепция антивозрастной терапии, основанная на ключевых теориях старения, позволяет человеку до последнего дня оставаться «ageless» – человеком без возраста. Быть старым, выглядеть старым – не только некрасиво, но уже и не модно, и не является проявлением здоровья. Быть здоровым и красивым после 40–45 лет – это не везение, это большой труд, это большая совместная работа пациента и врача.
В 1989 г. N. Kaplan ввел термин «смертельный квартет», или «метаболический синдром», объединив:
- андроидное ожирение (центральное ожирение);
- нарушение толерантности к глюкозе (нарушение чувствительности к глюкозе);
- гиперинсулинемию (повышение уровня инсулина);
- артериальную гипертензию (повышение артериального давления).
Основываясь на понимании механизмов клеточного старения и развития основных болезней цивилизации: ожирения, атеросклероза, артериальной гипертонии и сахарного диабета 2 типа, проф. Калинченко С.Ю. и соавт. сформулировали концепцию «квартета здоровья» – комплексной метаболической (МЕТАБОЛИЗМ — обмен веществ) терапии.
Понятие «метаболическая терапия» подразумевает лечение, направленное в первую очередь на поддержание или восстановление клетки, как наименьшей единицы живого, ее физиологических функций, структуры тканей и организма в целом. Термин «метаболическая» подчеркивает характер терапии, направленной на восстановление гормонально — биохимического фона, соответствующего 30–35-летнему возрасту пациента.
«Квартет здоровья» включает в себя:
- гормональную терапию (прежде всего заместительную гормональную терапию половыми гормонами при гипогонадизме, менопаузе, андропаузе),
- поддержание физиологического уровня витамина D,
- терапию незаменимыми жирными кислотами: омега-3 полиненасыщенными жирными кислотами (ПНЖК) ,
- тиоктовой (альфа-липоевой) кислотой.
Каждый компонент «квартета здоровья» обоснован и одинаково важен.
Свободные радикалы – нестабильные атомы и соединения, действующие как агрессивные окислители и в результате повреждающие жизненно важные структуры организма.
Свободные радикалы (активные формы кислорода, перекиси) образуются при воздействии неблагоприятных факторов окружающей среды (экология, курение, токсины).
Кроме того, выработка свободных радикалов растет при инсулинорезистентности (нечувствительности к инсулину), повышении уровня сахара в крови, ожирении, возрастном снижении половых гормонов, как у мужчин, так и у женщин.
В норме (норма – это физиологический процесс, болезнь – это патологический процесс) в организме человека процессы окисления уравновешенны восстановительными реакциями.
Физиологический (нормальный) процесс с течением жизни человека (с возрастом) приобретает патологические черты – «патофизиологический переход».
Окислительный стресс – это доминирование (преобладание) процессов окисления над восстановлением, НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ АНТИОКСИДАНТНОЙ СИСТЕМЫ.
Антиоксидантная система — система, останавливающая окислительные реакции, нейтрализующая свободные радикалы.
Окислительный стресс следует рассматривать как неизбежный для каждого человека процесс – основную причину старения и возраст-ассоциированных заболеваний, в том числе доброкачественных и злокачественных опухолей, нарушения репродуктивной функции у обоих полов, эректильная дисфункция у мужчин, ночное мочеиспускание (ноктурия), депрессия, болезнь Паркинсона, болезнь Альцгеймера и т.д.
Первый удар на себя чаще всего принимают высокоспециализированные клетки, которые весьма чувствительны к любому минимальному нарушению. Такими являются, прежде всего, клетки нервной ткани, половые клетки (сперматозоиды у мужчин и яйцеклетки у женщин), а также быстрообновляющиеся клетки крови и кожного покрова.
Нервная ткань одной из первых реагирует на избыточность окислительного стресса, что проявляется развитием метаболической автономной невропатии.
Невропатия – это дистрофически — дегенеративные изменения нервной ткани, развивающиеся вследствие различных процессов, в т.ч. старения, приводящие к нарушению функции центральной, периферической чувствительной, двигательной и вегетативной нервных систем и гармоничной работы всех органов и систем.
Учитывая чрезвычайно высокую «любовь» окислительного стресса к нервной ткани, роль которой переоценить невозможно, в задачи врача любой специальности должна входить не только тщательная диагностика проявлений невропатии, но и активное лечение ее антиоксидантами…
1. Витамин Д3 — ВИГАНТОЛ (АКВАДЕТРИМ) суточная доза (ПРОФИЛАКТИЧЕСКАЯ 2000 М.Е., ЛЕЧЕБНАЯ от 5000 до 10000 М.Е.) от 5 КАПЕЛЬ до 20 капель в сутки, длительно, круглый год, без перерывов, всю сознательную жизнь
2. ОМЕГА 3 ЖИРНЫЕ КИСЛОТЫ минимальная cуточная доза 2000 мг длительно, во время еды, всю сознательную жизнь (ОБРАЩАЕМ ВНИМАНИЕ — ДОЗУ РАССЧИТЫВАЕМ НЕ РЫБНОГО И РЫБЬЕГО ЖИРА).
Можно купить любые Омега 3 жирные кислоты:
— высчитываем дозировку 1 капсулы = EPA+DHA
— 2000/дозировка 1 капсулы = количество капсул в сутки
ОМЕГА 3 ЖИРНЫЕ КИСЛОТЫ — ЭТО НЕ РЫБИЙ И НЕ РЫБНЫЙ ЖИР.
3. α-Липоевая или Тиоктовая аминокислоты (ЭСПА — ЛИПОН, ОКТОЛИПЕН; БЕРЛИТИОН; ТИОКТАЦИД, ТИОГАММА) в таблетках по 300 — 600 мг х 1 раз в сутки, натощак, длительно, всю сознательную жизнь
Источник
Квартет здоровья. Будущее медицины уже сегодня
Квартет здоровья. Будущее медицины уже сегодня
Пятая Зимняя школа гормонотерапии за три дня обучения в ней дала мне гораздо больше всего прочитанного и просмотренного за три года после последнего конгресса диетологов. Всё-таки живое общение с коллегами, лекции корифеев сегодняшней медицины – это не просто обучение, не просто новые знания, это нечто большее! Как же правильно, что в этом году Школа проходила на стыке нескольких дисциплин – эндокринологии, диетологии и геронтологии. Даже название у неё было многообещающее: «Гормоны, питание, долголетие: три грани здоровья, счастья и любви».
И сегодня я расскажу вам, дорогие мои читатели, о концепции «Квартет здоровья», которая во многом переворачивает наше сознание и подходы к лечению и профилактике большинства известных нам болезней. XXI век ставит перед нами не только новые задачи, несёт новые знания и умения, но и предполагает совершенно иной уровень мышления. Не только врача, но и обычного человека, который хочет жить долго и счастливо, здоровым и работоспособным. Растёт продолжительность жизни и количество людей старшего возраста. Впрочем, «старший возраст» сейчас становится понятием всё более расплывчатым. По определению ВОЗ, молодыми сейчас считаются люди до 44 лет!
Вот Вам возрастная классификация Всемирной организации здравоохранения:
25-44 – молодой возраст
44-60 – средний возраст
60-75 – пожилой возраст
75-90 – старческий возраст
После 90 – долгожители.
Так вот только в Японии на 127 миллионов населения приходится более 300 тысяч людей, старше 100 лет!
Как же оставаться молодым и здоровым, пусть не 90, а в свои годы? Как продлить эту молодость? Большинство моих пациенток среднего возраста (а вы уже видите, что он «сдвинулся» на 44-60 лет), говорят, что, несмотря на паспортный возраст, в душе им максимум 35, а эмоционально – и того меньше, но, увы, беспристрастное измерение их биологического возраста показывает куда бОльшие цифры. В чём же дело?
Наследственность, вздохнёт кто-то, другой добавит – экология, а третий вспомнит и уровень нашей медицины. Безусловно, влияют, но, помните, я как-то писала об определении здоровья и факторах, влияющих на него?
Итак, здоровье по определению Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) — это не отсутствие болезни как таковой или физических недостатков, а состояние полного физического, душевного и социального благополучия». И факторы, влияющие на это самое здоровье в процентном соотношении таковы:
- генетические (наследственность) — 15-20%;
- состояние окружающей среды (экология) — 20-25%;
- медицинское обеспечение — 10-15%;
- условия и образ жизни людей — 50-55%.
И вот эти самые «условия и образ жизни» и играют определяющую роль в нашем здоровье!
Слава Богу и развитию нашей медицины, коллектив авторов кафедры эндокринологии РУДН и Клиники профессора Калинченко (Тишова Ю.А., Гусакова Д.А., Ворслов Л.О., Тюзиков И.А., Калинченко С.Ю., Пучкова Т.В.) сформулировали концепцию «Квартета здоровья» — комплексной метаболической терапии. По их определению, понятие «метаболическая терапия» подразумевает лечение, направленное, в первую очередь, на поддержание или восстановление клетки как наименьшей единицы живого, её физиологических функций, структуры тканей и организма в целом. Термин «метаболическая» подчёркивает характер терапии, направленной на восстановление гормонально –биохимического фона, соответствующего 30-35 летнему возрасту человека.
Понимаете, тех 30-35 лет, о которых мечтают большинство моих пациенток!
И для этого, как оказывается, не надо предпринимать сверхусилий, покупать дорогущие лекарства, голодать или истязать себя чрезмерными физическими нагрузками. Хотя, безусловно, рациональное питание, регулярная адекватная физическая нагрузка, отказ от вредных привычек – это отличная подмога хорошему самочувствию и продуктивному долголетию. А нужны четыре важнейших компонента, которые и вошли в предлагаемый всем нам «Квартет здоровья». Повторю, ВСЕМ нам, ибо большинство наших проблем (а диетолога, как вы понимаете, в первую очередь интересует нормальный вес, здоровье желудочно-кишечного тракта и общее отличное самочувствие) обусловлены именно их нехваткой. Ладно, не буду тянуть интригу, вот вам эта великолепная четвёрка:
- Половые гормоны. Они должны быть в норме! И тут два пути – поддержание на физиологическом уровне или ЗГТ (заместительная гормональная терапия). Как у мужчин, так и у женщин.
- Витамин D. Думаю, самый главный витамин в нашем организме, и, увы, самый дефицитный. Даже в нашем южном Донецке, где в среднем около 2000 солнечных часов в году, у большинства населения наблюдается дефицит витамина D. И если солнышко не помогает, а дикой рыбы северных морей у нас днём с огнём не сыщешь, что делать? Для начала ликвидировать дефицит (препаратами витамина D), а потом поддерживать его на надлежащем уровне.
- Омега-3 полиненасыщенные жирные кислоты (ПНЖК). Их принимать постоянно. Как, какие и сколько – обязательно напишу. Особенно важно правильно выбирать препараты.
- Тиоктовая или альфа-липоевая кислота. Витаминоподобное вещество, эндогенный антиоксидант. Обязательно напишу о ней отдельно.
Каждый из компонентов «квартета» одинаково важен, а потому нумерация и расположение их в квартете весьма условны.
Вы справедливо можете спросить меня, а как же остальные витамины-минералы-аминокислоты –жирные кислоты и другие полезные и суперполезные компоненты нашей пищи или добавки? То же железо, йод, селен, цинк, витамин В12 и прочее-прочее, о дефиците чего постоянно говорят врачи? На здоровье! Индивидуально каждому – индивидуальный подбор. Но потому «Квартет здоровья» и назван «квартетом», что он – основа для всех и каждого. А дальше – квинтет, секстет и даже целый «ансамбль» или «оркестр», для пользы, сохранения и укрепления здоровья.
Ну что, начинаем знакомиться с «Квартетом здоровья»?
Источник
Квартет здоровья – новая концепция современной профилактической и эстетической медицины: витамин D, возможности внутреннего и наружного применения
Квартет здоровья – новая концепция современной профилактической и эстетической медицины: витамин D, возможности внутреннего и наружного примененияАвтор: Ворслов Л.О., Тюзиков И.А., Калинченко С.Ю., Гусакова Д.А., Тишова Ю.А., Пучкова Т.В.
В последнее десятилетие интерес к антивозрастной медицине и косметологии существенно вырос. И это вполне понятно, так как ожидаемая продолжительность жизни населения Земли неуклонно растет и в целом ряде стран уже превышает 80 лет. Соответственно, увеличивается и количество возраст-ассоциированных болезней (так называемых болезней цивилизации), а у людей появляется естественное желание как можно дольше оставаться здоровыми, активными и красивыми. Крепкое здоровье, высокая стрессоустойчивость и работоспособность, внешняя привлекательность и свежесть — именно ради этих составляющих биологической молодости люди тратят немалые ресурсы на борьбу со старением. Наконец-то человечество пришло к пониманию, что красота и молодость зависят не только от косметических средств, которые мы используем наружно, ученые доказали: красота идет изнутри. Регулярная физическая активность, рациональное питание с высоким содержанием пищевых волокон и витаминов, отказ от вредных привычек — основа хорошего самочувствия и долголетия. Однако в современном постоянно меняющемся мире этого оказывается недостаточно.
Концепция «квартета здоровья»
Основываясь на понимании патогенетических механизмов клеточного старения и развития основных болезней цивилизации — ожирения, атеросклероза, артериальной гипертонии и сахарного диабета 2-го типа, мы сформулировали концепцию «квартета здоровья» — комплексной метаболической терапии. Понятие «метаболическая терапия» подразумевает лечение, направленное в первую очередь на поддержание или восстановление структурной целостности и физиологических функций клетки как наименьшей единицы живого, ведь от этого во многом зависит структура тканей и организма в целом. Термин «метаболическая» подчеркивает характер терапии, направленной на восстановление гормонально-биохимического фона, соответствующего 30–35-летнему возрасту человека.
Компонентами квартета здоровья являются:
1. половые гормоны (поддержание их физиологического уровня, заместительная гормональная терапия при их дефиците)
2. витамин D (поддержание его физиологического уровня)
3. омега-3 полиненасыщенные жирные кислоты (ПНЖК)
4. тиоктовая, или ?-липоевая, кислота (АЛК)
Каждый компонент квартета здоровья обоснован и одинаково важен. В настоящее время в современной литературе активно обсуждается заместительная гормональная терапия, терапия препаратами омега-3 ПНЖК, расширяются показания к назначению тиоктовой кислоты и растет интерес к коррекции дефицита витамина D.
Метаболизм и основные эффекты витамина D
Традиционные представления о витамине D связаны прежде всего с его ключевой ролью в кальциево-фосфорном обмене и влиянии на минеральную плотность костной ткани [1]. Несмотря на то что эти «классические» функции витамина D были известны достаточно давно (профилактика рахита у детей, профилактика и лечение остеопороза у взрослых), в последнее время произошло обогащение существующих представлений, и сегодня известно, что витамин D является по сути стероидным гормоном, обладающим целым рядом важных эффектов на различные органы и ткани, которые крайне необходимы для обеспечения широкого спектра физиологических процессов и оптимального состояния здоровья человека. Под термином «витамин D» мы понимаем целую группу веществ. Лучше всего нам знакомы холекальциферол (витамин D3) и эргокальциферол (витамин D2). Витамин D3 синтезируется в коже человека и животных из 7-дегидрохолестерола (производного холестерина, 7-DHС) под воздействием ультрафиолетовых В лучей (УФ-В) солнечного света и поступает в организм в основном из пище-вых продуктов животного происхождения (рыбий жир, сливочное масло, яйца, молоко). Витамин D2 можно получить только из пищи растительного происхождения (дрожжи, хлеб, грибы, некоторые овощи). Витамины D2 и D3 биологически инертны. Для активации и превращения в активную форму D-гормона в организме должны пройти два процесса химического превращения (гидроксилирования). Первый происходит преимущественно в печени и превращает витамин D3 в 25-гидроксивитамин D [25(OH)D], также известный как кальцидол. Второе гидроксилирование происходит преимущественно в почках с участием фермента CYP27B1 — альфагидроксилазы, и его результатом является синтез биологически активного 1,25-дигидроксивитамина D [1,25(OH)2D] или кальцитриола [2]. Ограничению образования активной формы витамина способствует стимуляция фермента CYP24A1 (24-гидроксилазы), который превращает кальцитриол в неактивную, водорастворимую форму кальцитроевой кислоты, в дальнейшем выводимой из организма с желчью[1, 5]. В отличие от витаминов в активной форме витами-на D (1,25(OH)2D, или кальцитриолу) в клетках различных органов и тканей выявлены специфические рецепторы (Vitamin D Receptors, или VDR), что позволяет классифицировать витамин D как D-гормон, функции которого состоят в способности генерировать и модулировать биологические реакции в тканях-мишенях за счет регуляции транскрипции генов [3, 4]. VDR относится к семейству ядерных рецепторов, необходимых для реализации действия стероидных гормонов (включая тестостерон, эстрадиол, кортизол, альдостерон). Содружественным VDR-рецептору является ретиноидный X-рецептор (RXR) — ядерный рецептор к витамину А. Образованный этими двумя рецепторами комплекс VDR-RXR в присутствии активной формы витамина D [1,25(OH)2D] связывается с соответствующим участком генома и запускает механизм транскрипции генов с последующей трансляцией соответствующих белковых молекул. Таком образом, замыкается цепь — воздействие витамина D приводит к синтезу конкретных белков, определяющих течение метаболических процессов в клетках и тканях[5–8]. Выявление и изучение локуса ДНК, к которому прикрепляется комплекс VDR-RXR (ассоциированный с 1,25D), позволило расшифровать многие гены, которые имеют отношение к реализации воздействия витамина D. Часть генов активизируется непосредственно и быстро, часть — опосредованно и в течение определенного промежутка времени, от нескольких часов до нескольких суток [7, 8]. В целом D-гормон регулирует экспрессию около 3% всего генома человека (свыше 1000 генов, локализованных в разных хромосомах) [5, 8, 9]. Принято выделять «классические» эффекты D-гормона, связанные с его влиянием на кальциево-фосфорный обмен и минеральную плотность костной ткани, и «неклассические» биологические эффекты. К «неклассическим» эффектам D-гормона относят торможение клеточной пролиферации и ангиогенеза, стимуляцию продукции инсулина и кателицидинов (противомикробных пептидов), ингибирование продукции ренина, противовоспалительный, антибактериальный, противораковый, антигипертензивный и целый ряд других физиологических эффектов [1, 2, 5].
Роль витамина D в патогенетических механизмах возраст-ассоциированных заболеваний
Новые представления о витамине D как о мощном стероидном гормоне привели к существенной переоценке его физиологической роли в организме человека в разные периоды его жизни. Оказалось, что достаточный уровень D-гормона необходим человеку на протяжении всей жизни — от периода новорожденности до самой глубокой старости, поскольку он регулирует крайне важные гены, отвечающие за синтез половых гормонов и регуляцию углеводного обмена, нарушение функции которых закономерно сопровождаются низкой продолжительностью и качеством жизни. Сегодня дефицит витамина (гормона) D — это новая метаболическая пандемия XXI в. Особенно подвержены развитию дефицита витамина D люди, проживающие севернее 35-й параллели (в Северном полушарии), что обусловлено недостаточным уровнем инсоляции большую часть года[2]. У жителей северных стран, характеризующихся существенными сезонными различиями естественной инсоляции, наблюдается снижение уровня витамина D в крови в темные зимние месяцы и пик его концепции в течение лета. Наиболее остро дефицит витамина D проявляется ранней весной, когда отмечается обострение многих заболеваний, в том числе аутоиммунных [10]. В зону риска дефицита/недостаточности витамина D попадают жители всей территории России, Европы, практически всей Северной Америки,что неудивительно, т.к. угол падения УФ-В лучей в этих регионах земного шара не позволяет полноценно использовать механизм синтеза витамина D3 в коже. Современные данные о распространенности дефицита витамина D в популяции жителей Земли неоднозначны, что во многом объясняется географией района исследования, особенностями и уровнем годовой инсоляции, климатом, характером и привычками питания местных жителей и т.д. Однако, согласно данным достоверных исследований, в том числе и российских, можно утверждать, что не менее 50% населения земного шара имеют недостаточность витамина D [11–13]. В группе риска по развитию дефицита витамина D находятся:
· люди с ограниченным пребыванием на солнце
· люди с ожирением
· люди с заболеваниями, сопровождающимися нарушением всасывания жиров, в том числе перенесшие операции шунтирования желудка [2].
С возрастом количество людей в мире с дефицитом витамина D увеличивается до 80–90% [2]. Более того, с возрастом происходит снижение уровня витамина D даже у людей, проживающих в регионах с достаточным уровнем инсоляции. В первую очередь, это связано со снижением содержания предшественника витамина D3 — 7-дегидрохолестерола (7-DHС) в коже пожилых людей. Таким образом, с увеличением возраста современного человека частота и степень выраженности дефицита/недостаточности витамина D неуклонно увеличиваются, что сопровождается развитием разнообразных возраст-ассоциированных заболеваний. Последние эпидемиологические и экспериментальные данные показали, что низкий уровень витамина D тесно связан с высоким риском общей смертности, сердечно-сосудистыми и онкологическими заболеваниями (в основном раком молочной железы, простаты и толстого кишечника), саркопенией (дефицитом мышечной массы), ожирением, метаболическим синдромом, а также инсулинорезистентностью и сахарным диабетом (СД) 1-го и 2-го типов у взрослых людей [14–23]. Наиболее адекватным методом оценки достаточности витамина D является определение в крови его промежуточного метаболита 25-гидроксивитамина D [25(OH) D], который в полной мере отражает суммарное количество витамина D, производимого в коже из 7-DHC под действием УФ-В лучей и получаемого из пищевых продуктов и пищевых добавок, и имеет довольно продолжительный период полураспада в крови — порядка 15 дней [2]. Золотым стандартом определения концентрации 25(ОН)D в крови во всем мире является метод тандемной хромато-масс-спектрометрии (мультистероидный анализ), который позволяет максимально точно (в отличие от наиболее распространенного радиоиммунного анализа) выявить дефицит или недостаточность витамина D. Дефицит витамина D, включая мнение экспертов Международного эндокринологического общества [2], определяется как уровни 25(OH)D в сыворотке крови менее 20 нг/мл (50 нмоль/л). Многие эксперты считают, что уровни между 20–30 нг/мл (50–75 нмоль/л) должны расцениваться как «недостаточность» витамина D, а оптимальный уровень 25(OH)D составляет более 30 нг/мл (75 нмоль/л). Однако уже сейчас существует целый ряд исследований, демонстрирующих значительные преимущества в отношении здоровья и качества жизни при достижении более высоких уровней 25(OH)D [24, 25]. Согласно рекомендациям The Vitamin D Society, канадского общества экспертов по изучению витамина D (http://vitamindsociety.org/benefits.php), оптимальным уровнем 25(OH)D в сыворотке крови можно считать 100–150 нмоль/л (40–60 нг/ мл). Только достижение такой концентрации 25(OH)D позволит снизить риск возраст-ассоциированных заболеваний, таких как остеопороз, сахарный диабет 2-го типа, различные виды онкологических заболеваний и увеличить продолжительность жизни [26].
Витамин D как составляющая «квартета здоровья»
Включение терапии препаратами витамина D в комплекс терапевтических мероприятий при лечении возраст-ассоциированных заболеваний существенно повышает эффективность такой терапии, потому что делает ее патогенетически обоснованной. Поэтому сегодня при всех возраст-ассоциированных заболеваниях необходимо проводить активный лабораторный скрининг дефицита/недостаточности витамина D и максимально рано начинать их фармакологическую коррекцию с быстрым достижением компенсации (целевых значений плазменного уровня 25(ОН) D не менее 40 нг/мл) и дальнейшим переводом пациентов на поддерживающую пожизненную терапию [27, 28]. В настоящее время получены убедительные данные, подтверждающие необходимость назначения препаратов витамина D при лечении не только остеопороза, но и других возраст-ассоциированных заболеваний. Эффекты D-гормона многогранны, поэтому спектр показаний к назначению терапии витамином D в последнее время расширяется. На сегодняшний момент существует большое количество исследований с высокой степенью доказательности, демонстрирующих позитивные эффекты восполнения дефицита витамина D у больных с ожирением и метаболическим синдромом, сахарным диабетом 1-го и 2-го типов, хроническим заболеваниями почек, болезнью Альцгеймера и другими формами старческого слабоумия, у больных с заболеваниями печени и депрессией, при болезни Паркинсона, рассеянном склерозе, шизофрении и др. [29–33, 38–41]. Есть убедительные данные о противораковых эффектах витамина D, о чем свидетельствует наличие достоверной обратной связи между его плазменным уровнем и частотой таких раков, как рак легких, молочной железы, предстательной железы. Восполнение дефицита витамина D уменьшает риски общей и кардиоваскулярной смертности [34–36]. Таким образом, восполнение дефицита витамина D с помощью препаратов витамина D в настоящее время является практически необходимым условием достижения и поддержания нормальной концентрации 25(OH)D в сыворотке крови. Согласно рекомендациям международных экспертов, для профилактики и лечения дефицита витамина D применяется холекальциферол (витамин D3), реже используются препараты эргокальциферола (витамин D2) [2]. Подбор оптимальной дозы витамина D проводится в зависимости от исходной концентрации 25(OH)D в сыворотке крови, измерение которой является обязательным компонентом подбора начальной дозы и исследования достаточности компенсации дефицита на фоне проводимой терапии. В различных странах рекомендуемое суточное потребление витамина D3 составляет 400–600 МЕ/сут для взрослых. В настоящее время ведется активное обсуждение необходимости повышения суточной дозировки витамина D до 2000–4000 МЕ/сут, а для лечения ожирения могут потребоваться дозы порядка 6000–10 000 МЕ/сут [2]. Долговременное поддержание оптимальной физиологической концентрации витамина D в крови является физиологической и патогенетической стратегией при лечении любых возрастассоциированных заболеваний.
Витамин D и здоровье кожи в норме и при старении
Современные исследования свидетельствуют не только об участии кожи в обмене витамина D (что известно относительно давно), но и о важном участии витамина D в жизнедеятельности эпидермиса. Кератиноцит эпидермиса человека является единственной клеткой организма, оснащенной полным набором ферментов, необходимых для собственной трансформации провитамина D [7-DHC] до итоговой формы D-гормона [1,25(OH)2D]. Этот каскад запускается УФ-В лучами солнечного света и развивается теми же гидроксилазами, что и в клетках печени и почек. Следует отметить, что меланин конкурирует с 7-DHC в поглощении УФ-излучения для своего синтеза и таким образом действует как естественный солнцезащитный экран, снижая эффективность образования витамина D. Поэтому людям с темной кожей, для того чтобы синтезировать такое же количество холекальциферола, как у людей со светлой кожей, требуется почти в несколько раз больше времени пребывания на солнце [42–46]. Некоторая часть образовавшегося в коже холекальциферола может изомеризоваться с образованием фотопродуктов — тахистерола или люмистерола. Оба изомера биологически неактивны и практически не попадают в кровоток. По-видимому, этот защитный механизм предотвращает токсическое воздействие витамина D, который мог бы образоваться в избыточных количествах при длительном пребывании на солнце. Даже при пролонгированном облучении уровень холекальциферола в кератиноците не превышает 10–15% от содержания 7-DHC. Уровень витамина D3, образующегося под воздействием солнечных лучей, также может быть снижен благодаря синтезу других фотопродуктов, в том числе 5,6-трансвитамина-D3, супрастерола I и супрастерола II. Как и D-гормон, некоторые из упомянутых фотопродуктов могут регулировать пролиферацию и дифференцировку эпидермиса, но выяснение их биологического значения требует дальнейшего изучения [42–46]. На образование витамина D3 влияют все факторы, каким-либо образом воздействующие на количество солнечных УФ-B фотонов, которые проникают в кожу, или изменяющие количество 7-DHC в коже. Количество 7-DHC в эпидермисе не является постоянной величиной, по мере старения его уровень начинает снижаться. При действии одного и того же количества света на человека 70 лет и человека 20 лет в коже 70-летнего образуется в 4 раза меньше витамина D3, чем у 20-летнего [51]. Биологический смысл наличия в коже полного набора ферментных систем для превращения провитамина D в D-гормон заключается в следующем. Кератиноциты — это пул клеток с высокой скоростью деления на фоне интенсивного воздействия внешних стресс-факторов [57–59]. Реализация механизмов, ассоциированных с витамином D, позволяет:
· защитить клетки от гибели и/или апоптоза
· cтабилизировать скорость деления клеток
· «запретить» деление поврежденных клеток
· повысить выработку «натуральных антибиотиков»
УФ-В излучение, являющееся наиболее энергоемким и травмирующим, поглощается молекулами, прежде всего нуклеиновыми кислотами и белками. Абсорбция этой энергии способна приводить к прямым повреждениям как ДНК клеток (пиримидин-пиримидиновая и циклобутан-пиримидиновая димеризация), так и белковых молекул. Эти нарушения наиболее опасны в ростковом слое эпидермиса, где клетки митотически и метаболически активны. Как и все стресс-факторы, УФ-облучение приводит к стресс-индуцированному росту скорости клеточного деления [62, 63]. Запускаемая УФ-В лучами конверсия витамина D обеспечивает регуляцию (нормализацию) скорости деления клеток и «запрет» деления клеток с неисправленными повреждениями ДНК. Сохранение скорости деления — это мощная гарантия как последующей полноценной дифференцировки кератиноцитов, так и процесса кератинизации и формирования эпидермального барьера в целом [49, 50]. D-гормон [1,25(OH)2D] в кератиноцитах реализует действие белков теплового шока (heat shock proteins — HSP), а также процессы самодетоксикации и оптимизации энергетического обмена [62]. Это обеспечивает высокую стресс-выживаемость клеток и способность противостоять неблагоприятным факторам. В результате снижается не только количество «ожоговых» клеток (находящихся в режиме апоптоза), но и интенсивность сопутствующей им токсической/воспалительной реакции как в коже (локально), так и в организме (генерализованно). Этот эффект витамина D необходим для обновления эпидермиса, заживления кожных ран, поддержания барьерной функции кожи [51–54]. На настоящий момент существуют как экспериментальные, так и клинические работы, демонстрирующие мощный антипролиферативный эффект витамина D в кератиноцитах эпидермиса, что может обеспечивать защиту кожи от некоторых видов рака, в том числе и наиболее злокачественной формы — меланомы [55–61]. У 1,25(OH)2D выявлена также способность регулировать активность кателицидина — антимикробного белка, который является медиатором кожного врожденного иммунитета и способствует заживлению ран и репарации тканей [64, 65]. Активность этого белка проявляется уже на самых ранних стадиях нормального раневого процесса, и он способен модулировать воспаление в коже, индуцируя неоангиогенез и улучшая реэпителизацию (процесс восстановленияэпидермального барьера, защищающего ростковые клетки от неблагоприятных воздействий), что подтверждает наличие у витамина D выраженных противовоспалительных и антибактериальных эффектов [66–70]. Усиление антибактериального компонента эффективно дополняется противовоспалительной стимуляцией — интенсивность иммунной межклеточной коммуникации снижается за счет подавления выработки провоспалителных иммунных цитокинов. Витамин D в коже ускоряет обменные процессы и увеличивает сопротивляемость эпидермиса, нормализует содержание воды и управляет синтезом белка, являясь «дирижером» механизмов защиты кожи и запуска программы восстановления нарушенных эпидермальных механизмов дифференцировки (кератинизации) [71, 72]. В целом можно отметить, что чем неблагоприятнее внешняя среда, интенсивнее внешнее воздействие на кожу или более выражен воспалительный процесс, тем выше потребность эпидермиса в собственном D-гормоне. Как уже упоминалось ранее, с возрастом кожа постепенно теряет способность синтезировать D-гормон, что сопровождается одновременным снижением уровня провитамина D (7-DHC) и уменьшением количества рецепторов к нему в структурах кожного покрова. В результате естественная барьерная функция эпидермиса ухудшается, кожа становится сухой, безжизненной и дряблой. При этом снижается устойчивость кожи к внешним воздействиям, в результате чего повышается частота фотоповреждений, приводящих к повреждению ДНК, ускорению апоптоза, нарушениям репарации, что неизбежно сопровождает процессы возрастного старения кожи и повышает риск развития кожных форм рака [73, 74]. Таким образом, витамин D — это эссенциальный фактор сохранения здоровья и молодости кожи, роль которого возрастает именно в стресс-условиях. Он органично удовлетворяет потребности кожи любого возраста (как здоровой, так и поврежденной) и обладает комплексным плейотропным anti-age действием. К сожалению, кожа не всегда может реализовать свой собственный потенциал активизации витамина D, тем более при старении организма. Поэтому с помощью косметических средств, содержащих этот витамин, можно эффективно поддерживать процессы метаболизма витамина D в коже. Это снижает зависимость кожи от общего дефицита витамина D в организме и тем самым локально противодействует старению самой кожи.
Применение витамина D в дерматокосметологии
Первые клинические работы по топическим формам витамина D относятся к 70–80 гг. XX в. и связаны с успешным лечением псориаза при применении активной формы витамина D (D-гормона). Так, Morimoto S. с соавт. (1986) сообщали о 5 случаях персистирующего псориаза, которые они успешно лечили местной формой 1,25(ОН)2D (кальцитриола) в концентрации 0,5 мкг/г в течение 2–5 нед без каких-либо местных или системных побочных явлений [75]. В 1991 г. топические препараты витамина D появились в Европе, а в 1994 г. местные формы D-гормона [1,25(ОН)2D] для лечения псориаза были впервые официально разрешены FDA в США [76]. В настоящее время существует огромное количество публикаций, посвященных топическому применению D-гормона (кальцитриола) и его активных синтетических аналогов (кальципотриола, такальцитола и максакальцитола) в дерматокосметологии, которые невозможно осветить в рамках данной статьи. Согласно данным нового систематического обзора 2014 г., основанного на анализе 165 научных публикаций, посвященных местному применению активных форм витамина D для лечения заболеваний кожи, на сегодняшний день можно дать рекомендации умеренно достоверного характера о том, что местное применение кальцитриола и его активных синтетических аналогов в комбинации с топическими кортикостероидами и фототерапией эффективно при лечении таких заболеваний, как витилиго и псориаз, а в качестве монотерапии — при лечении различных ихтиозов, редкого кожного заболевания очаговая склеродермия, отрубевидного лишая, почесухи узловатой, а также фотоповреждений кожи [77]. Сегодня в России, США, некоторых странах Европы и Азии зарегистрированы топические препараты кальцитриола и его синтетических аналогов (кальципотриола, такаль цитола и максакальцитола) для лечения псориаза. Однако применение этих препаратов в косметических средствах крайне ограничено и даже запрещено в некоторых странах в связи со сложностью дозирования (даже при местном применении) и опасностью развития системных эффектов в виде гиперкальциемии и повышенной экскреции кальция почками, даже несмотря на хороший клинический эффект этих препаратов в отношении кожного воспаления и лечения гиперпролиферативных заболеваний кожи [78–80]. Вместо этого в косметических средствах используется его предшественник — провитамин D (7-DHC) растительного или животного происхождения, образующийся из стеринов под воздействием УФ-В лучей [81]. Как уже упоминалось в данной статье, с возрастом содержание 7-DHC в коже резко снижается, что не позволяет клеткам кожи срочно удовлетворить собственные потребности в D-гормоне, возрастающие на фоне неблагоприятного воздействия. В исследованиях in vitro и in vivo показано, что накожное нанесение 7-DHC запускает в коже механизмы, присущие активной форме витамина D [82]. 7-DHC является жирорастворимым веществом с ограниченными технологическими возможностями. Точечный синтез циклодекстриновых молекулярных колец определенного диаметра позволяет плотно упаковывать 7-DHC внутрь молекулярного кольца, что делает его водорастворимым, более стабильным и технологичным [83]. Необычайно важно, что 7-DHC не обладает какой-либо собственной витаминной активностью и не вторгается в процессы жизнедеятельности клетки, но его наличие обеспечивает ей дополнительный запас прочности, формирует безопасное собственное провитаминное депо, которое не расходуется без необходимости. Активная форма витамина D синтезируется из провитамина только на основании сформированной биологической потребности, распознанной самой клеткой. В этом и есть основа безопасности и эффективности местного применения провитамина D.
1. Шварц Г.Я. Витамин D и D-гормон. М.: Анахарсис, 2005. 152 с.
2. Holick M.F., Binkley N.C., Bischoff-Ferrari H.A., et al. Endocrine So-ciety. Evaluation, treatment, and prevention of vitamin D deficiency: Аn Endocrine Society clinical practice guideline. J Clin Endocrinol Metab 2011; 96 (7): 1911–1930.
3. Holick M.F. Vitamin D deficiency. New Eng J Med 2007; 357: 266–281.
4. Kinuta K., Tanaka H., Moriwake T., Aya K., Kato S., Seino Y. Vitamin D is an important factor in estrogen biosynthesis of both female and male gonads. Endocrinol 2000; 141: 1317–1324.
5. Castro L.C. The vitamin D endocrine system. Arq Bras Endocrinol Metabol 2011; 55 (8): 566–575.
6. Jones G., Strugnell S.A., DeLuca H.F. Current understanding of the molecular actions of vitamin D. Physiological Reviews 1998; 78: 1193–1231.
7. Jenster G., Spencer T.E., Burcin M.M., Tsai S.Y., Tsai M.J., O’Malley B.W. Steroid receptor induction of gene transcription: А two-step model. PNAS 1997; 94: 7879–7884.
8. Bouillon R., Carmeliet G., Verlinden L., van Etten E., Verstuyf A., Luderer H.F., Lieben L., Mathieu C., Demay M. Vitamin D and human health: Lessons from vitamin D receptor null mice. Endocrine Reviews 2008; 29: 720–726.
9. Blomberg J.M., Dissing S. Non-genomic effects of vitamin D in human spermatozoa. Steroids 2012; 77 (10): 903–909.
10. Rojansky N., Brzezinski A., Schenker J.G. Seasonality in human repro-duction: Аn update. Human Reproduction 1992; 7: 735–745.
11. Palacios С., Gonzalez L. Is vitamin D deficiency a major global public health problem? J Steroid Biochem Mol Biol 2014; 144 Pt A: 138–145.
12. Тишова Ю.А., Ворслов Л.О., Жуков А.Ю., Калинченко С.Ю. Распространенность дефицита D-гормона (25ОНD3) у пациентов с ожирением в России: ретроспективное популяционное исследование. Материалы VII Международного конгресса ISSAM. М., 2013; 78–79.
13. Тюзиков И.А. Гормон D-статус у мужчин с андрологической патологией (пилотное исследование). Материалы X Международного конгресса «Мужское здоровье». Минск, 2014; 89–91.
14. Плещева А.В., Пигарова Е.А., Дзеранова Л.К. Витамин D и метаболизм: факты, мифы и предубеждения. Ожирение и метаболизм 2012; 2: 33–42.
15. Ford J.A., MacLennan G.S., Avenell A., Bolland M., Grey A., Witham M. RECORD Trial Group. Cardiovascular disease and vitamin D supplementation: Тrial analysis, systematic review, and meta-analysis. Am J Clin Nutr 2014; 100 (3): 746–755.
16. Wehr E., Pilz S., Schweighofer N., et al. Association of hypovitaminosis D with metabolic disturbances in polycystic ovary syndrome. Eur. J. Endocrinol 2009; 161: 575–582.
17. Zittermann A., Prokop S. The role of vitamin D for cardiovascular disease and overall mortality. Adv Exp Med Biol 2014; 810: 106–119.
18. Tomlinson P.B., Joseph C., Angioi M.. Effects of vitamin D supplementation on upper and lower body muscle strength levels in healthy individuals. A systematic review with meta-analysis. J Sci Med Sport 2014 Aug 11; pii: S1440-2440(14)00163-7.
19. Haghsheno M.A., Mellström D., Behre C.J., et al. Low 25-OH vitamin D is associated with benign prostatic hyperplasia. J Urol 2013; 190 (2): 608–614.
20. Gandini S., Boniol M., Haukka J., et al. Meta-analysis of observational studies of serum 25-hydroxyvitamin D levels and colorectal, breast and prostate cancer and colorectal adenoma. Int J Cancer 2011; 128 (6): 1414–1424.
21. Xu Y., Shao X., Yao Y., et al. Positive association between circulating 25-hydroxyvitamin D levels and prostate cancer risk: new findings from an updated meta-analysis. J Cancer Res Clin Oncol 2014; 140 (9): 1465–1477.
22. Meyer H.E., Robsahm T.E., Bjørge T., et al. Vitamin D, season, and risk of prostate cancer: А nested case-control study within Norwegian health studies. Am J Clin Nutr 2013; 97 (1): 147–154.
23. 23. Xu Y., He B., Pan Y., et al. Systematic review and meta-analysis on vitamin D receptor polymorphisms and cancer risk. Tumour Biol 2014; 35 (5): 4153–4169.
24. Bischoff-Ferrari H.A., Giovannucci E., Willett W.C., Dietrich T., Dawson-Hughes B. Estimation of optimal serum concentrations of 25-hydroxyvitamin D for multiple health outcomes. Am J Clin Nutr 2006; 84 (1): 18–28.
25. Pludowski P., Holick M.F., Pilz S., Wagner C.L., Hollis B.W., Grant W.B., Shoenfeld Y., Lerchbaum E., Llewellyn D.J., Kienreich K., Soni M. Vitamin D effects on musculoskeletal health, immunity, autoimmunity, cardio-vascular disease, cancer, fertility, pregnancy, dementia and mortality — a review of recent evidence. Autoimmun Rev 2013; 12 (10): 976–989.
26. The Vitamin D Society. http://vitamindsociety.org/benefits.php.
27. Калинченко С.Ю., Тюзиков И.А., Гусакова Д.А., Ворслов Л.О., Ти-шова Ю.А., Греков Е.А., Фомин А.М. Витамин D как новый стероидный гормон и его значение для мужского здоровья. Эффективная фармакотерапия. Урология и нефрология 2015; 27: 38–47.
28. Калинченко С.Ю., Тишова Ю.А., Тюзиков И.А., Ворслов Л.О. Ожирение и метаболический синдром у мужчин. М., 2014.
29. Derakhshanian H., Shab-Bidar S., Speakman J.R., Nadimi H., Djafarian K. Vitamin D and diabetic nephropathy: A systematic review and meta-analysis. Nutrition 2015 May 9; pii: S0899-9007(15)00174-4.
30. Mehrotra A., Leung W.Y., Joson T. Nutritional vitamin D supplementation and health-related outcomes in hemodialysis patients: А protocol for a systematic review and meta-analysis. Syst Rev 2015; 4: 106.
31. Shen L., Ji H.F. Vitamin D deficiency is associated with increased risk of Alzheimer’s disease and dementia: Еvidence from metaanalysis. Nutr J 2015; 14 (1): 76.
32. Stokes C.S., Grünhage F., Baus C., Volmer D.A., Wagenpfeil S., Riemenschneider M., Lammert F. Vitamin D supplementation reduces depressive symptoms in patients with chronic liver disease. Clin Nutr 2015 Jul 16; pii: S0261-5614(15)00178–8.
33. Shen L., Ji H.F. Associations between vitamin D status, supplementation, outdoor work and risk of parkinson’s disease: A meta-analysis assessment. Nutrients 2015; 7 (6): 4817–4827.
34. Zhang L., Wang S., Che X., Li X. Vitamin D and lung cancer risk: A comprehensive review and meta-analysis. Cell Physiol Biochem 2015; 36 (1): 299–305.
35. Shanmugalingam T., Crawley D., Bosco C., Melvin J., Rohrmann S., Chowdhury S., Holmberg L., Van Hemelrijck M. Obesity and cancer: The role of vitamin D. BMC Cancer 2014; 14: 712.
36. Schwingshackl L., Hoffmann G., Buijsse B., Mittag T., Stelmach-Mardas M., Boeing H., Gottschald M., Dietrich S., Arregui M., Dias S. Dietary supplements and risk of cause-specific death, cardiovascular disease, and cancer: A protocol for a systematic review and network meta-analysis of primary prevention trials. Syst Rev 2015; 4: 34.
37. Parker J., Hashmi O., Dutton D., Mavrodaris A. Levels of vitamin D and cardiometabolic disorders: A systematic review and meta-analysis. Maturitas 2010; 65 (3): 225–236.
38. Forouhi N.G., Ye Z. Circulating 25-hydroxyvitamin D concentration and the risk of type 2 diabetes: results from the European Prospective Investigation into Cancer (EPIC)-Norfolk cohort and updated meta-analysis of prospective studies. Diabetologia 2012; 55 (8): 2173–2182.
39. Song Y., Wang L., Pittas A.G. Blood 25-hydroxy vitamin D levels and incident type 2 diabetes: A meta-analysis of prospective studies. Diabetes Care 2013; 36 (5): 1422–1428.
40. Ju S.Y., Jeong H.S., Kim do H. Blood vitamin D status and metabolic syndrome in the general adult population: a dose-response meta-analysis. J Clin Endocrinol Metab 2014; 99 (3): 1053–1063.
41. Khan H., Kunutsor S. Vitamin D, type 2 diabetes and other metabolic outcomes: A systematic review and meta-analysis of prospective studies. Proc Nutr Soc 2013; 72 (1): 89–97.
42. Holick M.F. Resurrection of vitamin D deficiency and rickets. J Clin Invest 2006; 116 (8): 2062–2072.
43. Brunette M.G., Chan M., Ferriere C., Roberts K.D. Site of 1,25(OH)2 vitamin D3 synthesis in the kidney. Nature 1978; 276 (5685): 287–289.
44. Bikle D.D., Nemanic M.K., Gee E., Elias P. 1,25-Dihydroxyvitamin D3 production by human keratinocytes. Kinetics and regulation. J Clin Invest 1986; 78 (2): 557–566.
45. Bikle D.D., Nemanic M.K., Whitney J.O., Elias P.W. Neonatal human foreskin keratinocytes produce 1,25-dihydroxyvitamin D3. Biochemistry 1986; 25 (7): 1545–1548.
46. Lehmann B., Sauter W., Knuschke P., Dressler S., Meurer M. Demonstration of UVB-induced synthesis of 1 alpha,25-dihydroxyvitamin D3 (calcitriol) in human skin by microdialysis. Arch Dermatol Res 2003; 295 (1): 24–28.
47. Holick M.F., MacLaughlin J.A., Clark M.B., et al. Photosynthesis of pre-vitamin D3 in human skin and the physiologic consequences. Science 1980; 210 (4466): 203–205.
48. Holick M.F., MacLaughlin J.A., Doppelt S.H. Regulation of cutaneous previtamin D3 photosynthesis in man: skin pigment is not an essential regulator. Science 1981; 211 (4482): 590–593.
49. Skorija K., Cox M., Sisk J.M., et al. Ligand-independent actions of the vitamin D receptor maintain hair follicle homeostasis. Mol Endocrinol 2005; 19 (4): 855–862.
50. Sakai Y., Demay M.B. Evaluation of keratinocyte proliferation and differentiation in vitamin D receptor knockout mice. Endocrinol 2000; 141 (6): 2043–2049.
51. MacLaughlin J., Holick M.F. Aging decreases the capacity of human skin to produce vitamin D3. J Clin Invest 1985; 76 (4): 1536–1538.
52. Jones G., Strugnell S.A., DeLuca H.F. Current understanding of the molecular actions of vitamin D. Physiol Rev 1998; 78 (4): 1193–1231.
53. Jurutka P.W., Whitfield G.K., Hsieh J.C., Thompson P.D., Haussler C.A., Haussler M.R. Molecular nature of the vitamin D receptor and its role in regulation of gene expression. Rev Endocr Metab Disord 2001; 2 (2): 203–216.
54. Yuan F.N., Valiyaparambil J., Woods M.C., Tran H., Pant R., Adams J.S., Mallya S.M. Vitamin D signaling regulates oral keratinocyte proliferation in vitro and in vivo. Int J Oncol 2014; 44 (5): 1625–1633.
55. Field S., Davies J., Bishop D.T., Newton-Bishop J.A. Vitamin D and melanoma. Dermatoendocrinol 2013; 5 (1): 121–129.
56. Tongkao-On W., Gordon-Thomson C., Dixon K.M., Song E.J., Luu T., Carter S.E., Sequeira V.B., Reeve V.E., Mason R.S. Novel vitamin D compounds and skin cancer prevention. Dermatoendocrinol 2013; 5 (1): 20–33.
57. Odland G.F. Structure of the skin. In: Goldsmith LA, ed. Physiology, biochemistry, and molecular biology of the skin. 2nd ed. New York: Oxford University Press 1991: 3–62.
58. Freinkel R.K., Woodley D. The biology of the skin. New York: Parthe-non Pub. Group 2001.
59. Bikle D.D. Vitamin D metabolism and function in the skin. Mol Cell Endocrinol 2011; 347 (1–2): 80–89.
60. Bikle D.D., Pillai S. Vitamin D, calcium, and epidermal differentiation. Endocr Rev 1993; 14 (1): 3–19.
61. Suaini N.H., Zhang Y., Vuillermin P.J., Allen K.J., Harrison L.C. Immune modulation by vitamin D and its relevance to food allergy. Nutrients 2015; 7 (8): 6088–6108.
62. Kannan S., Lim H.W. Photoprotection and vitamin D: A review. Photo-dermatol Photoimmunol Photomed 2014; 30 (2–3): 137–145.
63. Lee J., Youn J.I. The photoprotective effect of 1,25-dihydroxyvitamin D3 on ultraviolet light B-induced damage in keratinocyte and its mechanism of action. J Dermatol Sci 1998; 18 (1): 11–18.
64. Wang T.T., Nestel F.P., Bourdeau V., et al. Cutting edge: 1,25-dihydroxyvitamin D3 is a direct inducer of antimicrobial peptide gene expression. J Immunol 2004; 173 (5): 2909–2912.
65. Gombart A.F., Borregaard N., Koeffler H.P. Human cathelicidin antimicrobial peptide (CAMP) gene is a direct target of the vitamin D receptor and is strongly upregulated in myeloid cells by 1,25-dihydroxyvitamin D3. Faseb J 2005; 19 (9): 1067–1077.
66. Heilborn J.D., Nilsson M.F., Kratz G., et al. The cathelicidin anti-microbial peptide LL-37 is involved in reepithelialization of human skin wounds and is lacking in chronic ulcer epithelium. J Invest Dermatol 2003; 120 (3): 379–389.
67. Frohm M., Agerberth B., Ahangari G., et al. The expression of the gene coding for the antibacterial peptide LL-37 is induced in human keratinocytes during inflammatory disorders. J Biol Chem 1997; 272 (24): 15258–15263.
68. Koczulla R., von Degenfeld G., Kupatt C., et al. An angiogenic role for the human peptide antibiotic LL-37/hCAP-18. J Clin Invest 2003; 111 (11): 1665–1672.
69. Weber G., Heilborn J.D., Chamorro Jimenez C.I., Hammarsjo A., Torma H., Stahle M. Vitamin D induces the antimicrobial protein hCAP18 in human skin. J Invest Dermatol 2005; 124 (5): 1080–1082.
70. Wang T.T., Nestel F.P., Bourdeau V., et al. Cutting edge: 1,25-dihydroxyvitamin D3 is a direct inducer of antimicrobial peptide gene expression. J Immunol 2004; 173 (5): 2909–2912.
71. Jeong M.S., Kim J.-Y., Lee H.I., Seo S.J. Calcitriol may downregulate mRNA overexpression of toll-like receptor-2 and -4, LL-37 and proinflammatory cytokines in cultured human keratinocytes. Ann Derma-tol 2014; Vol. 26; 296–302.
72. Libon F., Cavalier E., Nikkels A.F. Vitamin D and the skin. Rev Med Liege 2013; 68 (9): 458–464.
73. Burns E.M., Elmets C.A., Yusuf N. Vitamin D and skin cancer. Photochem Photobiol 2015; 91 (1): 201–209.
74. Khavkin J., Ellis D.A. Aging skin: Histology, physiology, and pathology. Facial Plast Surg Clin North Am 2011; 19 (2): 229–234.
75. Morimoto S., Onishi T., Imanaka S., et al. Topical administration of 1,25-dihydroxyvitamin D3 for psoriasis: Report of five cases. Calcif Tissue Int 1986; 38 (2): 119–122.
76. Ashcroft D.M., Po A.L., Williams H.C., Griffiths C.E. A systematic review of comparative efficacy and tolerability of calcipotriol in treating chronic plaque psoriasis BMJ 2000; 320: 963–967.
77. Wat H., Dytoc M. Off-label uses of topical vitamin D in dermatology: A systematic review. J. Cutaneous Medic. Surgery 2014; Vol 18; 2: 91–108.
78. MacLaughlin J.A., Cantley L.C., Holick M.F. 1,25-(OH)2 D3 increase calcium and phosphatidylinositol metabolism in differentiating cultured human keratinocytes. J Nutr Biochem 1990; 1: 81–87.
79. Yada Y., Ozeki T., Meguro S. Signal transduction in the onset of terminal keratinocyte differenciation induced by 1a,25-(OH) 2-vitamin D3: Role of protein kinase C translocation. Biochem Biophys Res Commun 1989; 163: 1517–1522.
80. Iwakura T., Ohashi N., Tsuji N., Naito Y., et al. Calcitriol-induced hypercalcemia in a patient with granulomatous mycosis fungoides and endstage renal disease. World J Nephrol 2013; 2 (2): 44–48.
81. Jäpelt R.B., Jakobsen J. Vitamin D in plants: a review of occurrence, analysis, and biosynthesis. Front Plant Sci 2013; 4: 136.
82. Mammone T. et al. Normal human epidermal keratinocytes treated with 7-dehydrocholesterol express increased levels of heat shock protein. J. Cosm. Sci 2004; 55: 149–155.
83. Прокопов А. Витамин D: «ренессанс» в косметологии. Les Nouvelles Esthetiques 2015; 5: 2–12.
Источник