Пять забавных медвежат — Бондаренко В. — МЕДВЕЖЬЯ БЕРЛОГА
Пять забавных медвежат (сказочные истории)
МЕДВЕЖЬЯ БЕРЛОГА
Жил в лесу медведь. Берлога у него была большая. Медведь был добрый, всех пускал к себе летом — от дождя спрятаться, зимой — погреться. И каждый ему за это старался добром отплатить. Увидит, бывало, Волк — косяк у двери покосился, скажет:
— Поправить надо. Все дверью хлопаем. Медведю одному за всем не углядеть.
Возьмёт топор и подправит.
Увидит, бывало, Лиса — занавески на окнах запылились. Скажет:
— Постирать надо. Все пыль поднимаем. Медведю одному не управиться.
Нальёт в корыто воды и постирает.
Увидит, бывало, Заяц — намусорено в берлоге. Скажет:
— Подмести надо. Все сорим. Медведю одному за чистотой не углядеть.
Сбегает к оврагу, веник наломает. Подметёт. Чисто в берлоге, уютно. Хорошо всем.
И сказал как-то Медведь:
— Знаете, подарю-ка я вам эту берлогу. Живите. Я себе другую построю.
И подарил.
И всё пошло по-другому. Увидит Волк — косяк у двери покосился. Скажет:
— Починить, что ли?
Но тут же подумает: «А почему это я чинить должен? И Барсук дверью хлопает. Пусть он и чинит». А Барсук на Енота смотрит, Енот — на Крота, и никто не чинит.
Увидит Лиса — занавески запылились на окнах. Скажет:
— Постирать, что ли?
Но тут же подумает: «А почему это я должна стирать их? И Куница пылит. Пусть она и стирает». А Куница смотрит на Белку, Белка — на Ласку, и никто не стирает.
Увидит Заяц — намусорено в берлоге, скажет:
— Подмести, что ли?
Но тут же подумает: «А почему это я должен мести? Суслик тоже мусорит, пусть он и метёт». А Суслик смотрит на Хомяка, Хомяк — на Сурка, и никто не метёт.
И вскоре в берлоге столько мусора накопилось всякого, что и ступить некуда. Углы заплесневели, стены покосились, потолок провис. Поглядел как-то Волк и сказал:
— Опасно жить в такой берлоге.
И другие согласились с ним:
— Очень даже опасно.
И перестали ходить в берлогу. Летом кто где под дождём мокнет, зимой кто где от мороза хоронится. И к Медведю не идут — стыдно: он им берлогу свою подарил, а они её не уберегли.
ГДЕ ЗДОРОВЬЕ МЕДВЕЖЬЕ
Услышал медвежонок Афоня, что здоровье в жизни всего дороже, и стал беречь его. Придут, бывало, к нему товарищи, зовут в рощу по деревьям лазать, в вороньи гнёзда заглядывать. Уговаривают:
— Пойдём, Афоня.
А он отмахивается от них, отнекивается:
— Нет, не пойду. Ещё сорвёшься, сломаешь шею. Здоровье беречь надо. Его потерять легко, а поправить ух тяжело как.
Совсем как старичок рассуждал медвежонок.
Послушают его, бывало, товарищи, покачают головами и идут без него по деревьям шарить. Глядит он на них издали и ворчит:
— Не бережётесь, спохватитесь потом, да поздно будет.
А медвежата налазаются по деревьям досыта, животы перецарапают, а веселы. Бороться на поляну придут и Афоню зовут с собой:
— Идём, Афоня, поборемся, покувыркаемся в траве, пока не высохла она и не стала жёсткой.
— Зачем мне это? У меня сила не чужая, чтобы я её так вот просто на кувыркание тратил. Сила — это то же здоровье. Не убережёшь её — потом раскаешься. Понадобится она тебе в нужный час, а ты её уже истратил, нет у тебя её. Как тогда будешь?
Послушают его, бывало, товарищи, покачают головами и идут без него на поляну. Наборются, накувыркаются. Пар от них валит. Зовут Афоню:
— Идём, Афоня, купаться на речку.
Разбегутся — и бултых в воду. Стоит медвежонок на берегу, топчется, разными страхами пугает их:
— Вот схватите насморк, или хуже того — лихорадку болотную. Пуще мачехи оттреплет.
А медвежата барахтаются в воде, фыркают, брызгаются. И росли они здоровыми, толстощёкими. А Афоня хилым рос. И хлипким вырос. Ходит по лесу тень-тенью. Чуть обдует какой залётный ветерок — и уже чихает, за тощенькую грудь хватается:
— Нету здоровья, не уберёг.
А медведи, товарищи его, говорят:
— Не здоровье ты не уберёг, а от здоровья уберёгся. Шло оно к тебе, да ты взять его не захотел. Здоровье твоё на деревьях осталось, на которые не залез ты. Осталось оно на полянах, по которым не побегал ты. Здоровье твоё в речке осталось, в которой ты не искупался ни разу.
И качает он им в ответ головой:
— И-их, вы всё шутите. Конечно, вы здоровые, вам чего не шутить, а я чуть хожу. Мне даже разговаривать с вами и то тяжело.
И идёт к себе в берлогу — хилый, кожа да кости. Совсем на медведя не похожий.
ИВАШКИНА ПОМОЩЬ
Шёл медвежонок Ивашка по лесу и думал, чем бы ему развеселить себя. Смотрит: домик Ёжика под кустом чернеется, а в нём — ежата, а самого Ёжика нет, на охоте где-то. И вздумалось медвежонку подшутить над Ёжиком.
— Перенесу-ка, — говорит, — я его домик в другое место. Прибежит Ёжик, а домика-то и нет, и ребят тоже. Вот уж потеха будет!
Унёс Ивашка домик Ёжика и спрятал в малиннике, а сам встал за сосну и глядит, что Ёжик делать будет. Прибегает Ёжик с охоты — нет домика. Туда-сюда — нет нигде. И схватился он за голову:
— Батюшки, куда же это мой домик делся!
Всё вокруг обшарил, даже в пустое гнездо Варакушки заглянул — нет домика, словно и не было его. И постарел сразу Ёжик лет на десять. Морщинки по щекам побежали, в бородке седина засеребрилась.
— Бедный я, бедный, — говорит, — утром и дом у меня был, и дети, а теперь ни дома, ни детей. С какой стороны ни посмотри на меня, один я, как солнышко в небе.
И заблестели у Ёжика слезинки в глазах. Увидел Ивашка: плачет Ёжик, — выдвинулся из-за сосны.
— Чего, Ёжик, слёзы льёшь?
— Домик, Ваня, пропал у меня. Уходил — здесь стоял, и ребятишки лежали в нём, а вернулся — ни детей, ни домика.
— Твоему горю можно помочь.
— Помоги, Ваня, — закланялся Ёжик. — Век тебя помнить буду. Дети у меня. Как же мне теперь без них! — и опять заблестели в его глазах слёзы.
— Ладно уж, так и быть, помогу, — сказал Ивашка.
Встал поудобнее, нос вперёд выставил, будто воздух нюхает.
— О, — говорит, — с той стороны твоим духом потягивает. Там и искать твоих ребят надо. Идём.
Идёт медвежонок, к воздуху принюхивается, ищет будто. Семенит за ним Ёжик, приговаривает:
— Век тебя, Ваня, помнить буду.
А когда вывел его Ивашка к спрятанному домику, совсем Ёжик раскис от радости. Ежат обнимает, Ивашке кланяется:
— Спаситель ты мой.
И ежатам приказал:
— Кланяйтесь ему, дети, это он помог мне отыскать вас, не то расти бы вам сиротами.
Кланялись ежата, пищали:
— Спасибо, Ваня, спаситель ты наш.
Шёл Ивашка лесом к родной берлоге, и было у него светло на сердце: какое он, оказывается, доброе дело сделал — помог Ёжику ежат отыскать.
Источник
Название книги
Пять забавных медвежат
Бондаренко Владимир Никифорович
ГДЕ ЗДОРОВЬЕ МЕДВЕЖЬЕ
Услышал медвежонок Афоня, что здоровье в жизни всего дороже, и стал беречь его. Придут, бывало, к нему товарищи, зовут в рощу по деревьям лазать, в вороньи гнёзда заглядывать. Уговаривают:
А он отмахивается от них, отнекивается:
— Нет, не пойду. Ещё сорвёшься, сломаешь шею. Здоровье беречь надо. Его потерять легко, а поправить ух тяжело как.
Совсем как старичок рассуждал медвежонок.
Послушают его, бывало, товарищи, покачают головами и идут без него по деревьям шарить. Глядит он на них издали и ворчит:
— Не бережётесь, спохватитесь потом, да поздно будет.
А медвежата налазаются по деревьям досыта, животы перецарапают, а веселы. Бороться на поляну придут и Афоню зовут с собой:
— Идём, Афоня, поборемся, покувыркаемся в траве, пока не высохла она и не стала жёсткой.
— Зачем мне это? У меня сила не чужая, чтобы я её так вот просто на кувыркание тратил. Сила — это то же здоровье. Не убережёшь её — потом раскаешься. Понадобится она тебе в нужный час, а ты её уже истратил, нет у тебя её. Как тогда будешь?
Послушают его, бывало, товарищи, покачают головами и идут без него на поляну. Наборются, накувыркаются. Пар от них валит. Зовут Афоню:
— Идём, Афоня, купаться на речку.
Разбегутся — и бултых в воду. Стоит медвежонок на берегу, топчется, разными страхами пугает их:
— Вот схватите насморк, или хуже того — лихорадку болотную. Пуще мачехи оттреплет.
А медвежата барахтаются в воде, фыркают, брызгаются. И росли они здоровыми, толстощёкими. А Афоня хилым рос. И хлипким вырос. Ходит по лесу тень-тенью. Чуть обдует какой залётный ветерок — и уже чихает, за тощенькую грудь хватается:
— Нету здоровья, не уберёг.
А медведи, товарищи его, говорят:
— Не здоровье ты не уберёг, а от здоровья уберёгся. Шло оно к тебе, да ты взять его не захотел. Здоровье твоё на деревьях осталось, на которые не залез ты. Осталось оно на полянах, по которым не побегал ты. Здоровье твоё в речке осталось, в которой ты не искупался ни разу.
И качает он им в ответ головой:
— И-их, вы всё шутите. Конечно, вы здоровые, вам чего не шутить, а я чуть хожу. Мне даже разговаривать с вами и то тяжело.
И идёт к себе в берлогу — хилый, кожа да кости. Совсем на медведя не похожий.
Источник
Бондаренко где здоровье медвежье
Пять забавных медвежат
ДЕТИ ОДНОЙ МАТЕРИ
Жила в Гореловской роще медведица. И было у неё два сына. Одного звали Ильёй, другого — Потапом. Илья постарше был. И пришлось ему и самому расти, и брата пестать. Пошлёт его, бывало, мать на речку за раками, начнёт отговариваться Илья:
— Пусть Потап сходит. Он весь день только и знает, что комаров давить.
Медведица замашет лапами на Илью.
— Что ты, — говорит. — Он же совсем ещё у нас маленький. Он и рака-то поймать не сумеет.
— Я тоже их ловить не умею, — скажет, бывало, Илья, а мать его за плечо и к речке.
— Идём, я тебя поучу, а потом сам ловить будешь.
И поучит Илью, как нужно раков ловить.
Прижаливала мать Потапа, приласкивала его. Чуть загрустит он, бывало, посылает Илью:
— Сходи, Илья, на деревню, принеси барашка. Поест Потапушка — может, повеселеет.
А Илья, бывало, возмущается:
— И Потап сходить может, вылежался, вон гладкий какой, что боров. Сходит, ничего с ним не сделается.
И опять замашет лапами медведица:
— Что ты, Илюша, он это только с виду крепкий, а так слабенький, надорвётся ещё. Да и не умеет он ещё барана взять.
— Я тоже не умею, — скажет, бывало, Илья, а мать за плечо его и в деревню.
— Идём, я тебя поучу, а потом сам ходить будешь.
И идёт Илья с матерью за бараном на деревню, а Потап у берлоги сидит, комаров на щеках у себя давит.
Так и велось у них: если что-нибудь сделать, зовёт мать Илью, а если что сладкое съесть — Потапа. Да ещё и скажет при этом, чтобы Илье не так горько было:
— Он у нас маленький, мы его жалеть с тобой должны. Пусть ест.
А Илья и не возражает — пусть так пусть.
Так и росли они с братом: в одной семье, да по-разному. Илья, тот не успеет, бывало, одно сделать, как уж мать ему другое дело подыскивает. Да он и сам, бывало, чуть выдастся часок свободный, говорит:
— Чего бы мне ещё сделать?
И Потап, бывало, тоже ходит у берлоги и тоже голову ломает: во что бы ему ещё поиграть? Но хоть и был он самым маленьким у матери, но и он вырос, взрослым стал. Берлогу себе кое-какую построил, живёт.
Илья тоже вырос, семьёй обзавёлся. И всё у него спорится, всё ладится. И раков он наловить может, и за мёдом на липу слазить. И всё у него есть. И ребятишки все в него пошли: такие же ловкие да работящие. Часто можно слышать, как говорит он жене:
— Кого бы нам сегодня, жена, в гости пригласить, медком свежим попотчевать.
А у Потапа, у того нет ничего, ничему он не выучился, ничего не умеет. И говорит он своей жене совсем иное:
— К кому бы нам, жена, с тобой сегодня в гости сходить, поесть чего-нибудь. Да и ребятишки бы сытыми спать легли.
Вот оно ведь как вышло: кого мать любила, того и обделила — трудом обделила. А без труда что у тебя может быть — одни беды. В бедах и живёт Потап, кругом обложился ими.
КТО КОГО ПЕРЕТЯНЕТ
Совсем обленился у медведицы Авдотьи медвежонок Ивашка. Что бы и когда бы ни попросила мать сделать, у него уж и ответ готов:
— Сама, что ль, не можешь.
Уж и стыдила его медведица:
— Неслух ты. Бока уж поди пролежал.
И по затылку хлыскала, ничего не помогает. И решила тогда медведица глухой прикинуться. Кличет сына:
— Ваня, сходи, сынок, принеси мне поесть чего-нибудь, неможется мне что-то.
А у Ивашки, как всегда, ответ готов:
— Сама, что ль, не можешь?
— Ты что-то сказал, сынок. Не расслышала я. Повтори.
Это Ивашке не тяжело, повторил он:
— Сама, что ль, не можешь за едой себе сходить?
И приложила медведица ладонь к уху:
— Ах, батюшки, вот вижу: шевелятся у тебя губы, говоришь ты мне что-то, а что — понять не могу. Совсем туга на ухо стала, глухота меня одолела. Ты мне погромче кричи, сынок. Не слышу я.
И заорал Ивашка изо всей мочи:
— Сама, что ль, не можешь за едой себе сходить?
И покатилось от дерева к дереву, от полянки к полянке: «Сама, что ль, не можешь…»
— Ну вот, — сказала медведица Авдотья. — Теперь хорошо. Теперь не только я, все слышат, что ты меня, старую, кормить не хочешь. Придут сейчас медведь Спиридон с медведем Лаврентием и поговорят с тобой.
А Ивашка знает, как медведи разговаривают: по-медвежьи. Один возьмёт за одно ухо, другой — за другое, и кто кого перетянет. Вскочил Ивашка и побежал на деревню. Принёс матери барана. Поела медведица, попить ей захотелось. Кликнула она Ивашку:
— Ваня, сходи, сынок, к речке, принеси мне воды.
А у Ивашки, как всегда, ответ готов:
— Сама, что ль, не можешь?
Сморщилась медведица, приставила ладонь к уху:
— Ты вроде что-то сказал, сынок? Повтори, не разобрала я.
Повторил Ивашка, это ему не трудно:
— Сама, что ль, не можешь за водой себе сходить?
— Ой, ну что же это? — сокрушалась медведица. — Вот вижу: говоришь ты мне что-то, шевелятся у тебя губы, а что — никак понять не могу. Темно в голове, ну никакого просвета. Ты мне погромче крикни, сынок.
И заорал Ивашка изо всей мочи:
— Сама, что ль, не можешь за водой себе сходить?
И покатилось по роще от дерева к дереву, от полянки к полянке: «Сама, что ль, не можешь…»
— Ну вот, — сказала медведица, — теперь хорошо. Теперь не только я, все в роще слышат, что ты мне, старенькой, ленишься воды принести. Сейчас придут медведь Спиридон с медведем Лаврентием и поговорят с тобой.
Вскочил Ивашка поскорее, за ведро — и к речке. Так и пошло с той поры: станет медведица посылать куда Ивашку, начнёт он отказываться, она сейчас же ладонь к уху:
— Глухота меня, сынок, одолела. Ты мне погромче кричи, чтобы не только я и другие слышали, как ты мать свою старую слушаешься. Придут тогда медведь Спиридон с медведем Лаврентием и поговорят с тобой.
Скажет так медведица, и бежит Ивашка, куда она посылает его, потому что знает он, как медведи разговаривают. Один возьмёт за одно ухо, другой — за другое, и кто кого перетянет. Поговорили они один раз с Ивашкой, чуть ли не до колен уши оттянули. Походил он с такими ушами-то, хватит!
ХИТРОСТЬ МЕДВЕДИЦЫ МАТРЁНЫ
Ничему не хотел учиться у медведицы Авдотьи медвежонок Ивашка. Бранит, бывало, его медведица, а Ивашка сердится, отмахивается, ворчит:
— И как это ты всё, мать, видишь? Это, наверное, потому, что я у тебя один. Надоел тебе, как соринка в глазу. Будь у тебя ещё хотя бы трое таких, как я, ты обо мне и не вспомнила бы даже.
И тут собралась медведица Авдотья подругу в Осинниках навестить. Передали — очень больна, последнее доживает. Встревожилась Авдотья: куда Ивашку деть? С собой взять — далеко, как бы чего не случилось в дороге. Дома одного оставить — ещё страшнее. Что делать? Как быть?
И предложила ей тут соседка медведица Матрёна:
— Да давай ты своего пострелёнка ко мне. У меня своих медвежат двое, а где двое есть, там третий не помешает.
А Ивашка и рад тому: среди Матрёниных ребят его незаметно будет. Не делай ничего — и слова никто не скажет. Хоть отдохнёт от материнского всевидящего глаза, отдохнёт от воркотни её.
Переспали ночь. Собралась медведица Матрёна завтраком медвежат кормить. Смотрит — её Мишук и Машута заправили постели, а Ивашка и не подумал даже. Как была она у него разбрыкана с ночи, так и осталась.
Источник